— Тогда постой, поговорим.
Смотрю на неё сейчас — на эту ухоженную, холёную женщину с безупречным маникюром цвета красного вина и макияжем от профессионала и проваливаюсь в прошлое.
Воспоминания накатывают тяжёлыми волнами, одно за другим, будто кто-то безжалостно листает альбом с фотографиями, которые жгут пальцы.
Мне семнадцать лет. Осенний двор школы, жёлтые листья под ногами. Она выходит после уроков, закутавшись в лёгкий шарфик, и внезапно оборачивается, смотрит на меня. В тот миг я понял: пропал. Полностью и безвозвратно.
Мне восемнадцать. Я, краснея и запинаясь, выпрашиваю у отца деньги на её день рождения.
— Влад, опять дорогой подарок? — хмурится он, доставая кошелёк.
— Пап, не злись, скоро я сам начну зарабатывать и не буду просить у тебя денег, — отвечаю оправдываясь.
— Мне не жалко, сынок. Не в этом дело. Она не любит тебя.
— Полюбит! Обязательно полюбит!
Отец качает головой, но даёт купюры — он ведь тоже когда-то был молодым. Я бегу в ювелирный, потом к её подъезду, и сердце колотится так, будто пытается вырваться из груди.
Замечаю, что у меня появились конкуренты. Парень на папином БМВ, и Сашка, сын районного прокурора. Мы как псы на привязи, кружим вокруг неё, а она… она лишь снисходительно улыбается, наблюдая за нашей борьбой. Но я был упорнее всех. Настырнее. Глупее.
А дальше разговор с её родителями на их кухне, где я клянусь о любви, о верности, и о том, что добьюсь всего. Её родители молчат и улыбаются. Им, как и их дочери, нравится моё упорство.
ЗАГС. Её белое платье, моя дрожь в пальцах, когда надеваю ей кольцо. Только такого же безумного блеска, как в моих глазах нет. Холодная принцесса, но я растоплю её сердце.
Потом, года через два, она вроде бы оттаяла. Стала улыбаться чаще. Но теперь-то я понимаю — это была не любовь. Это было удовлетворение собственных интересов.
Пока её подруги в потрёпанных колготках бегали по распродажам, она носила кашемировые пальто. Пока они толкались в метро, прижимая к груди потрёпанные дипломы, она разъезжала на моём Мерседесе, свесив руку с сигаретой в открытое окно.
Она никогда не любила меня. Она любила то, что я мог ей дать. А я… я до последнего верил, что этого достаточно.
Моя любовь стоила мне слишком дорого. И нет, я не о финансовой стороне вопроса. Далеко не о ней…
Понимаю, я сам во всём виноват. Избаловал…
Как там: чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей? Ну уж если классики такое утверждают, что говорить о простых смертных!
Но, говорят, на ошибках учатся?
Хорошо, что Наташа не такая. Меркантильности в ней нет, желания притянуть одеяло на себя, а партнёра оставить с открытой задницей мёрзнуть.
— Что за девушка тебя ждёт? Женился?
— Пока нет.
— Даже знаю почему.
— Да? Интересно…
— Не женился, потому что до сих пор любишь! Сохнешь по мне, понял⁈ — она собой довольна.
— Дура…
— Ну может и дура, только факты налицо.
— Владик, — вдруг меняет тон, становится серьёзной. — Я ведь тебя любила. Может, не так, как ты хотел, но любила. Ну не подошла я на роль кухарки и поломойки, ну ты же это знал. Какие претензии? Остынь, милый. Я же вижу, как ты нервничаешь грудная клетка ходуном! — кладёт ладонь мне на грудь, но я одёргиваю её.
Ухмыляюсь на эти слова.