🕮 Читать книгу «Воин-Врач» онлайн

— Не-е-ет!!! — шквал прокатился по княжьему двору, пугая последних ворон и горлиц. — Позо-о-ор!!!

Лица в толпе наливались злобой и краснотой, дурной кровью. А Всеслав-то вон как вывернул всё. Теперь не только в нарушении крестной клятвы обвинил родичей-предателей, но и в том, что законы они взялись под себя переделывать, и то, за что раньше родня пострадавшего получала жизнь виновного, теперь измерялось деньгами, да так, чтобы копеечка малая непременно в княжью казну попадала. Прочувствовали вкус и сладость административного ресурса, наслушались уговоров византийских, приняли свет цивилизации, пропади он пропадом.

— Я благодарен за вызволение из темницы, народ Киевский! Отвёл Бог руку убийцы, не дал свершиться злу, а вы следом свободу принесли да Солнца свет! — Всеслав поклонился в пояс сумасшедше вопившей толпе. И коснулся пальцами солнечного лика на щите. И подмигнул ему!

— Чем отблагодарить вас, люди добрые? — гул, как от вечевого колокола, утихомирил людское море.

— Будь князем киевским, Всеслав! Люб ты нам! Займи престол Изяславов! — полетели крики с разных краёв.

Князь молчал, чуть нахмурив брови, будто в задумчивости проводя по бороде правой рукой. С которой облетали высохшие кровавые корки.

— Ушла удача от Ярославичей! Половцы на Альте-реке разогнали их войска, как овец! Отказали нам оружье выдать да коней, чтоб самим идти землю защищать! Да где это видано, чтоб люд князю деньгу платил, а потом сам воевать шёл⁈ — голоса надрывались, спорили, перебивали друг друга. Но настроение народных масс было понятно: поражение в битве, отказ от вооружения, постоянные поборы, а теперь вот доказанные преступления — нарушение святой клятвы и покушение на убийство безоружного, да на глазах у детей! Я бы сам, стой там, напротив, поднял бы вилы на таких князей, как сделал вон тот рыжий здоровила с курчавой бородой в прожжённом кожаном фартука кузнеца. Или тот, плешивый, со стружкой в сивой бороде, плотник, наверное. Или вон тот красномордый, покрытый брызгами и пятнами глины и извёстки. В общем, за короткое время, стоя на собственном щите, на плечах своей дружины, Всеслав из осужденного превратился в вождя киевского пролетариата, говоря привычными мне терминами.

— Слушай меня, люд града Киева! — и где только научился князь так басить? — Услышал я просьбы ваши! В трудное и тяжкое время позвали вы меня. Но за мной — честь рода моего, дружина верная да Божья правда! А бояться трудов, что ратных, что мирных, не привык я!

На лице Всеслава расползлась та самая ухмылка, что вчера так напугала сыновей. Волны народного моря затихли враз. Сотни распахнутых глаз и ртов в бородах внимали каждому слову.

— Принимаю я зов и просьбу вашу! Примите и вы мою. Оставьте терема́ да дворы княжеские!

В трёх-четырёх местах раздался было недовольный гул. Князь приметил тех, кто шумел сильнее, особо охочих до дармового чужого добра, и продолжал:

— Чтоб не было потом искушения им жаловаться, что и так всё потеряли да по́ миру с сумой пошли, — люди начали улыбаться и посмеиваться. Образ великого князя Изяслава, статного красавца и богача, в рванине и с протянутой за подаянием рукой, возникший перед глазами, веселил.

— Ждёт их суд мой, княжий да Божий, честный и справедливый! — пролетело над народом, и улыбки их стали жёстче. Почти как раскатистая буква «р» в последнем слове, что будто продолжала аукаться меж стен подворья.

— А вот дворы да амбары ближников их, с подлого воеводы Константина начиная, я отдаю вам на поток! Только жёнок да детей не троньте, ни при чём они! — но последние слова Всеслава будто утонули в ответном рёве «Любо!», от силы которого он едва не пошатнулся на своём постаменте. Но устоял. Мне показалось, что финальную фразу он говорил больше для себя. Или даже для меня. Будто щадя ранимую душу дальнего потомка, оберегая её от диких нравов Средневековья. Хотя мне, человеку пожившему и повидавшему многое, была понятна и вполне близка его правда сильного, когда если не ты, то тебя.

— Голов кончанских завтра после обедни зову на двор свой, — повёл князь правой, здоровой рукой, вокруг, указывая, где именно ожидал видеть глав административных округов и районов, как они сейчас назывались. — Рядить будем! По чести!

Под одобрительный вой и гул толпа покидала подворье, доламывая правую воротину, и так державшуюся на соплях.

Всеслав обвёл глазами опустевшую площадь. Примечая волчьим глазом ребят из сотни Ждана, что не выпускали копий и «держали периметр». И Яновых лучников, показавшихся в дверях, окнах, галереях и на крышах построек. И мечников Гната, из ядра ближней дружины, что стояли на своих местах, будто утёсы, которые огибала толпа киевлян, как вода в отлив.

— Благодарю, други! — князь приложил правый кулак к сердцу.

— Слава князю! — понеслось над вытоптанной землёй и заметалось между стен. Да, гораздо тише, чем рёв разгорячённой толпы горожан. Но для княжьего сердца милее и приятнее. Этих ребят он всех знал по именам с детства, их или своего. И был уверен в каждом. Но всё равно на душе стало теплее.

* Латгалы — народ восточных балтов, коренное население Латгалии, восточной части Латвии. Водь — финно-угорский народ, коренное население Ленинградской области.

** Дукан (фарси, пушту) — магазин, торговая лавка.

Глава 5

В князи

Мы с сыновьями стояли на крытой галерее, что шла вокруг двора на высоте второго этажа. Память, общая с Всеславом, подсказывала, что называлось это весёлым словом «гульбище». На этом, в принципе, веселье и заканчивалось.

Вчера насмерть перепуганная начавшимися беспорядками дворня едва ли не на карачках ползала вокруг меня и ближней дружины, умоляя пощадить, не сиротить детишек. Особенно это оригинально смотрелось от сытых безусых хлопцев, что были тут кем-то средним между курьерами и младшими помогайками. Им хорошо если по четырнадцати исполнилось, и насчет того, каких детей они бы оставили сиротами, внезапно помри, возникали вполне резонные сомнения. По высокому и широкому всходу нас едва ли не на руках занесли в терем. Но сперва мы, рыкнув на севших на хвост мажордомов, горничных и прочих буфетчиц, проверили сверху, визуально, посты и прослушали доклады от сотников. Выходило вполне спокойно и умиротворяюще: все по местам, подступы просматриваются на перестрел, периметр закрыт, ни войти, ни выйти. Говорил Гнат, остальные согласно кивали, глядя на меня и сыновей с искренними улыбками.

— Ратникам слова мои добрые, харчей лучших и по десяти кун* каждому, — определил Всеслав под одобрительный гул сотников. — Вам, браты, по три гривны на меч.

Не знаю, принято было в княжьем войске так платить верным людям за то, что они поклялись служить верой и правдой, но никто из них возражать и шумно отказываться не стал. А Янка что-то на пальцах показал ближнему лучнику на крыше, тот аж взвился и передал знаки-жесты дальше. Не успели мы повернуться к здоровенной и явно тяжёлой входной двери в терем, как со всех сторон двора раздался рёв:

— Слава князю!

И снова это согрело душу. Никак, тщеславны оказались мы с Всеславом? Хотя какая уж тут тщета, если вдуматься — самая что ни на есть библейская история, когда каждому воздалось по делам его. То, что войско верит, ценит и любит вождя — в меньшей степени заслуга войска.

— Здрав будь, княже! — задребезжал по левую руку неприятный голос. Присмотревшись, я увидел плешивую макушку и красно-синие уши, будто кружевами украшенные кровеносными сосудами изнутри. За ушами угадывались пухлые щёки, плавно переходившие в узкие плечи, а те, в свою очередь, в толстый круп.

— Кто таков? — мои знакомые полковники такому тону Всеслава позавидовали бы, честное слово.