🕮 Читать книгу «Воин-Врач» онлайн

— Жив⁈ Жив он, хлопцы! Живой, княже! — вопил над нами тот, чей злой голос превратился в восторженный. — Где лестница? Опускай живее!

Сам кричавший ждать обещанной лестницы не стал и слетел к нам в яму соколом. И в ней сразу стало тесно — шумный и нетерпеливый, он только что не вприсядку пустился по подвалу:

— Думал — опоздали мы, княже! Как получил весть, что будто запороли тебя рогатиной Изяславовы псы — не стал дожидаться остальных. Поднял Всеволодовых воев, что возле Подола стояли, да сюда скорей, — тараторил он, а в серых, чуть раскосых глазах, и впрямь похожих на рысьи, светилось искреннее счастье.

— Рад тебе, Гнатка! — произнёс моим голосом широко улыбнувшийся Всеслав.

— Здравствуй, дядько Гнат! — поддержали сыновья.

А вот обняться в честь встречи после долгой разлуки не вышло — когда он попёр на меня, растопырив ручищи, рыча по-медвежьи, вперёд шагнул Роман, старший:

— Не спеши, дядько. Ранен отец, потом обнимешься. Обожди, я хоть верёвку какую найду обвязаться ему, поможете выбраться, по такому всходу несподручно ему будет.

Я глянул за спину старого друга, где в землю упиралась половина сосны, распущенной вдоль, в которой с полукруглой стороны были выбраны ступени в четверть бревна. Да, по такому трапу и с двумя-то руками поди взберись. Хотя Ромка вон взлетел белкой. Здоровенной, грязной и тощей белкой.

— Где ранен⁈ — Гнат схватил было меня за плечи, чтобы повернуть к Солнцу и рассмотреть внимательнее, но я взвыл и отшатнулся. Пальцы у него были — только гвозди в косы заплетать, да одним он как раз почти в рану и попал.

— Тише ты, торопыга! Эти не взяли, обидно будет, если ты за них всю работу сделаешь, — выдохнул я, стараясь унять сбитое болью дыхание.

— Ах, сволота! Княжью кровь пролили⁈ Мало того, что крестное целование преступили, так ещё и сгубить родича надумали⁈ Ох и погуляет теперь пламя красным петухом по Горе́ да по Подолу! Отплатит, с лихвой отплатит Изяслав за грехи! — судя по глазам Рыси, потемневшим, как небо перед грозой, и переживал, и угрожал он совершенно серьёзно.

— Что там, на воле-то? — отдышавшись, спросил я.

— Юрий привёл наших с Полоцка, кого собрать смог, все здесь уже. Часть к латгалам ушла, часть к води*, часть в смоленских лесах сидит, слова твоего ждёт.

— Дома как? — спросил я неожиданно, кажется, для всех: Глеб и Гнат посмотрели с удивлением, и даже князь внутри меня будто оторопел.

— Спокойно дома. Княгиня-матушка жива-здорова, мальчишку родила, Борисом крестили. А нарекли Рогволдом, как ты и велел, — медленно ответил друг, глядя на меня с каким-то не то подозрением, не то сомнением. — Да об том, княже, можно и после поговорить, когда трёх Ярославичей на одном суку́ повесим над костром.

— Верно говоришь, Рысь, — подключился Всеслав, снова будто отодвинув меня от «штурвала». Да и вправду, куда мне с моими неактуальными ценностями лезть? Тут того и гляди гражданская война разгорится, а я личные вопросы задаю, да при детях ещё. Обрывки мыслей князя давали понять, что этот разговор и впрямь был не ко времени.

— Отец, хватай, вкруг пояса обвяжись, что ли, — раздался сверху голос Ромки, а под ноги упала петля толстого пенькового каната.

То, что вокруг поруба наверняка тьма народу собралась, было понятно даже мне. И смотреть им, чтоб потом во всему городу и округе разнесли, как Всеслава Полоцкого из ямы на верёвке вытягивали, как сома из-под коряги, вряд ли следовало.

— Давай-ка к брату бегом, — буркнул я младшему. Он кивнул и так же по-беличьи взлетел по бревну наверх. Да, угол-то тут явно не под сорок пять градусов, сильно покруче будет.

Я попробовал подвигать левой рукой. Получилось, хоть и через боль. Лоскут сыновней рубахи за ночь намертво присох к ране, может, и выдержит?

— Гнат, ступай позади. Падать если начну — поддержи незаметно, — вполголоса проинструктировал князь своего ближника. Тот напряжённо кивнул, не сводя глаз с вертикального красно-бурого пятна на ткани, как раз напротив сердца. Но уточнять ничего не стал, просто шагнул следом.

Всё-таки тренированное тело воина — это потрясающий эффективный и отлаженный механизм. Когда в юности боксом и лёгкой атлетикой занимался, отметил. И когда постарше стал и на тяжёлую атлетику переключился — лишь уверился в этом. А работая со спортивными и военными травмами, а особенно с реабилитацией после них, ещё и подкрепил уверенность теоретическими и практическими данными. Вот и сейчас, организм, чувствуя ограничения подвижности слева, будто сам перенёс центр тяжести так, чтобы ни хвататься, ни махать левой рукой не требовалось. А ещё удивили пальцы на ногах, что будто звериные лапы, чуяли каждый выступ и каждую щепку на вырубленных ступенях и натуральным образом хватались за них. На площадку великокняжеского двора, освещённую ярким, хоть и нежарким осенним Солнцем, запруженную сверх всякой меры разгорячёнными людьми я, конечно, не взлетел, как сыны. Но поднялся сам, без шестов и верёвок. Ещё и руку правую протянул, помогая Гнату выбраться.

— Всесла-а-ав!!! — разнеслось моё имя по подворью и разлетелось, казалось, во все концы Киева, подхватываемое и передаваемое народом.

Люди вопили, размахивая руками, некоторые даже обнимались. Но глаза привычно ловили тех, кто от общего настроения отличался — прятал лица, скрывался за спинами. Всеслав, кажется, узнавал некоторых из них, и это не добавляло ему радости. Зато толпа полыхала ею, как лесной пал, что сметает всё на своём пути. Толпы — дело такое. Помню, в Кабуле на рынке, возле одного из дуканов** рвануло. Один из недавно прилетевших из Союза советников, молодой совсем парень, забыл инструктаж и наклонился поднять с земли почти полную пачку импортных сигарет. Поднял контузию и вторую группу инвалидности, потеряв правую руку и глаз. А толпа, рванувшаяся к выходу из переулка, затоптала двоих насмерть и ещё одного изуродовала. Жену, с которой мы тогда вместе накладывали жгут и перевязывали контуженного курильщика, это сильно впечатлило. Даже дома, в Союзе, она запрещала детям поднимать с земли чужие вещи.

По мелькавшим образам и картинкам в памяти князя я понял, что он про толпы тоже много чего знал и видел. И чувствовал необходимость если не унять, то хотя бы направить энергию. Один из тех, кто прятался за спинами радостных горожан, был «опознан» им как византийский подсыл. До сегодняшнего дня виденный в отряде Изяслава, что конвоировал нас из-под Орши в этот погреб. Тогда он тоже прятал морду в глубоком капюшоне, который Всеслав именовал странным словом «куколь». Но острое зрение и внимание к деталям всегда считались важными, княжескими качествами. А кроме того, удивив меня несказанно, он различал запахи гораздо лучше меня. Как в орущей массе потных и громких можно было заметить и учуять одного незаметного, еле уловимо пахнущего ладаном, я не понял, но восхитился.

— Рысь! Подними меня! — голос Всеслава накрыл подворье, будто стеной проливного дождя, разом. Ближние ряды остолбенели, будто в стену уткнувшись, задние и то чуть притихли.

Гнат махнул рукой, и к нему подлетели трое поджарых мужиков, на ходу не глядя убирая мечи в ножны на богатых воинских поясах. Я бы точно себе отхватил в лучшем случае руку, вот так размахивая заточенной железякой. Князь же признал в подбежавших сотников, Алеся, Янко и Ждана. Они тянули за собой две каких-то чуть ли не трёхметровых оглобли. Мужики опустились на одно колено, вскинув палки на плечи. Гнат положил на деревяшки сверху невесть откуда взявшийся щит, ярко-красный, с полыхавшим посередине золотым Солнцем. Сердце застучало чаще — щит был Всеславов, и то, что дружина носила его с собой, значило многое.

Подхватив передний край левого шеста, который придерживал Ждан, друг глянул на меня через плечо, ожидая команды. Стараясь не бередить рану и не махать левой рукой, я подошёл к странной конструкции. Князь привычно взял управление на себя, оставив меня, как мальчишку, что впервые приехал в столичный океанариум, прижиматься носом к стеклу с этой стороны, восхищённо глядя на торжественную красоту за ним.

Левая ступня, босая и грязная, упёрлась на колено Яна, что почтительно склонил голову. Правая утвердилась на щите, чуть в стороне от светлого лика Деда-Солнца, наступать на который было хамством, глупостью и преступлением. Поймав равновесие и почувствовав, что пятки будто корни дали в старый щит, кивнул Гнату. И плавно вознёсся над притихшей толпой, по которой будто круги пошли, и с каждым последующим вокруг становилось всё тише. Вечевой колокол молчал с тех пор, как Рысь спрыгнул к нам в поруб. С соседних дворов и дальних улиц доносились азартные крики нападавших и отчаянные — защищавшихся.

— Слушай моё слово, люд Киевский! — ох и голосина! Таким не скворцов на липах пугать, таким с крыш дранку сдирать, на земле стоя. — Я, Всеслав Брячиславич, князь Полоцкой земли, говорю вам! Князья Ярославичи, Изяслав, Святослав и Всеволод, обманом полонили меня с сынами да усадили в поруб, лишив Солнца ясного, до креста обобрав, как тати лесные. По слову воеводы Изяславова пришли вчера за животом моим душегубы, чтоб жизни лишить на глазах у сыновей. Ни боя, ни воли не дали мне Ярославичи. Нет покона такого, чтоб родич родичу чужой рукой смерть направлял! Даже в той Русской Правде, что они сами нынче вслед за отцом своим переписывают, снова жизни чужие гривнами меряя, нет такого! Ответь мне, люд Киевский, ладно ли поступили братья?