🕮 Читать книгу «Воин-Врач» онлайн

Дедко Яр аж рот ладонью зажал, а Ставр вцепился обеими в бороду, потянув так, что чуть слёзы не выступили. А князь продолжал «доигрывать финал».

— И вот когда наместник Бога на земле или Император, погубив тьму народу, один другого одолеет, придут Вратиславовы воины с Чехии, злые и голодные болгары с Юго-Востока, а по центру с ними вместе выступит венгерский король. Как его там?

— Шоломон, — не отнимая руки, прошептал волхв.

— Да? — Всеслав искренне удивился. — Ну, бывает, что поделать. Дед у тебя — Ярослав Мудрый, мать — русская княгиня Анастасия, а ты — Шоломон, король болгарский, ещё и шепелявый, видать. Да-а-а, — протянул Чародей с некоторым даже осуждением, качая головой. — Ну да пёс с ним, какой ни есть, а он родня. Вот, в общем, как-то так. И соберутся вновь одним густым да могучим лесом расползшиеся побеги древ Словена, Руса, Чеха и Леха, или вы там с Буривоем сами скажете, каких деревьев.

— А честь как же? Чужими руками берёшься жар загребать? — заскрипел не перешедший на новые рельсы Ставр.

— А по мне так лучше жар чужими, чем своими дерьмо! — отозвался князь. — Особенно если оно в кишках моих воинов, что из вспоротых животов торчат, а я чувствую, как жизнь из них по капле сквозь мои пальцы утекает! Честь? А-а-а, тебя ж не было! Тут давеча один иерарх византийский не из последних мне при всём честно́м народе толковал про волю Божью. Что, дескать, ежели какая тварь вздумает порядок нарушать да заповеди, то враз становится не овцой заблудшей, а собакой страшной, бешеной. И за убийство её Бог семь грехов спишет. Не с руки мне с митрополитами спорить, деда, семь так семь. Где бы теперь столько нагрешить-то? — с сомнением почесал щёку Всеслав.

— Я те нагрешу… князь-батюшка! — донёсся сзади голос Дарёны. Снова крайне успешно изобразившей ревнивую стерву.

Прыснули со смеху сыновья, фыркнули или закашлялись сотники, даже Гарасим и вечно невозмутимый Янка. А Ставр брюзгливо проскрипел:

— А я говорил, не след баб на воинский совет брать, хучь она и княгиня!

Глава 21

Виды на будущее

Со Ставром, Гнатом и Алесем засиделись допоздна. Карта наполнилась новыми значками и стрелочками, а план оброс деталями настолько, что и планом-то быть перестал: пошаговая методичка по международному беспределу. Слово это, кстати, князю понравилось.

Безногий воин-убийца, по состоянию здоровья перешедший на кабинетную работу, иногда вспоминая для разнообразия полевую на паперти, и впрямь оказался ценнейшим приобретением. Рыси и Всеславу явно не хватало ещё одного старика в советчики, кроме меня. И непременно, чтоб был именно беспросветным брюзгой и ворчуном. Бывают такие, которые на любых совещаниях играют против всех. И только у них выходит предусмотреть самые невероятные варианты, которые, как учит опыт, сбываются в самый неподходящий момент. Инвалид был именно из них, вредный, как никотин для лошади, и привязчивый, как… Очень привязчивый, в общем.

Но на выходе получилось то, что худо-бедно устроило даже его. Под разговор он выцыганил возможность при необходимости пользоваться нашей системой дальней связи и обнаружения — голубиной почтой. Хотел и беспошлинную торговлю, но Всеслав велел ему взять одну из трёх ранее выданных Гарасиму бирок-«вездеходов» и не хаметь. Дед вовсе не расстроился. Видимо, просто привычно попробовав невообразимо старую, как только что стало понятно, военную мудрость: проси как можно больше — глядишь, чего и дадут. И из горницы после совещания выходить отказывался до тех пор, пока Алесь с Гнатом дочиста ножами не отскоблили шкуру-карту так, что по ней теперь совершенно невозможно стало определить нарисованное. Мы же вчетвером помнили её наизусть.

С Дарёной вчера всё сложилось точь-в-точь, как с Буривоем и его ручным медведем: она сперва едва не до истерики напугалась «двоедушника», да так, что и сын расплакался, пришлось брать и укачивать, шагая по ложнице, продолжая напевным голосом объяснять жене, что ничего страшного в этом нет, что из вариантов «помереть в яме» и «выжить да обучиться врачебному ремеслу лучше любого на свете» нам достался не самый паршивый. И про то, что кому попало Боги не помогают, а мы с князем явно их чем-то заинтересовали-позабавили, раз продолжаем веселить до сих пор. Железобетонная (ещё одно слово, страшно заинтересовавшее Всеслава) логика помочь не помогла, но истерику удалось унять. И сына убаюкать. А потом битый час успокаивать Дарёну, обнимая и гладя по волосам. И в какой-то миг я будто не на шаг-другой отошёл от оставшегося «за штурвалом» князя, а вовсе вылетел и из ложницы, и из терема.

Над городом светили звёзды на чистом небе, будто и не было той грозы на берегу. Перебрёхивались лениво псы, еле слышно поскрипывали сапоги стоявших на страже дружинных. Самих их видно не было, и огоньками сигарет они себя не демаскировали, грубо нарушая устав гарнизонной и караульной служб. Колумб ещё не открыл Америки, и торгаши пока не додумались торговать вредным индейским сеном, травя народ. Очень многого из той, первой моей жизни, пока не было. И если у нас начнёт получаться задуманное — и не появится никогда. Нет ни злокозненных масонов, ни Овертоновых окон, Фома Аквинский — и тот, наверное, ещё не родился. И народу на земле не так много. И вдруг так остро, так сильно мне захотелось жить, приносить пользу, учить и учиться самому, что хоть вой. Чувства, яркие и жгучие, как в юности, поражали — не на восьмом десятке такие эмоциональные взрывы переживать, конечно. Хотя, чисто математически, мне теперь не под восемьдесят, а где-то минус восемьсот семьдесят, если от года моего рождения этот, нынешний, вычесть. Разум работал чётко, как хорошо отлаженный механизм. И, будто сидя на тесовой кровле княжьего терема, жутко, вот просто до ужаса не хотелось умирать снова. Как будто я и вправду нашёл нужное для себя время и место. Мерцали звёзды. Шумели далёкий лес и река…

А потом меня, как в прошлый раз, закрутило водоворотом не то времени, не то пространства, и я очутился за привычным уже столом напротив Всеслава, над ложем, на котором спала, положив голову ему на грудь возле свежего шрама, любимая жена. И рядом с люлькой, в которой посапывал сын.

— Спасибо тебе, Врач, — кивнул чуть смущённо мне князь. — Страшновато было думать, что ты за плечом останешься, советовать начнёшь.

— Знаешь, почему на площади перед Софией Киевской с жёнами не целуются? — огорошил я его сперва неожиданным вопросом, а следом и анекдотом из моих времён.

Чародей хохотал едва ли не до слёз, хлопая по коленям. Смеялся и я. Но не над старым анекдотом, который он назвал «хохмой». А от давно не приходившего чувства, когда ты говоришь со старым другом, самым близким, и вы смеётесь над одними и теми же шутками, продолжаете речь друг друга, прерванную на полуслове, как один и тот же человек. Как по-настоящему родные души. Это было очередным неожиданным, но очень ярким чувством. Наверное, это было счастье.

Мы со Всеславом снова проболтали всю ночь до утра. А утром я опять внезапно очутился на крыше терема. Наблюдая, как Домна «строила» кого-то из дворовых, как Ждан гонял своих, сунув им в руки по трёхметровому бревну сантиметров пятнадцати в диаметре. Как вокруг меня текла и бежала жизнь. И ощущая себя её частью. И это тоже было прекрасно. Наверное, так чувствуют себя старики, сидя на лавочках и завалинках возле домов, глядя за молодёжью, детьми и внуками. Но не считая их, как бабки у подъезда, поголовно наркоманами и проститутками. А искренне, от всей уставшей, пожившей, опытной души радуясь тому, что можно ещё некоторое время побыть рядом, побыть частью этого чудесного потока под названием «жизнь», поделиться знаниями, разделить печали, помочь советом. Очередное неожиданное чувство даже растрогало. Внуков у меня в той жизни не было, не дождался. Наверное, совсем немного не дождался — старший во втором браке был счастлив и спокоен, не то, что в первом. У них с женой были даже глаза похожи, серо-зелёные, только у неё зелёного было больше. А потом меня снова «втянуло» в ложницу, где князь плескался над кадушкой, княгиня расчёсывала частым гребнем длинные светло-русые волосы, а княжич только-только собирался просыпаться, суча босыми пухлыми ножками. И это тоже была жизнь, и это тоже было прекрасно. И мы оба с князем точно знали — за то, чтобы так было как можно дольше, мы отдадим очень многое. А у тех, кто будет против — отберём ещё больше.

— Что ты топаешь, коровья морда! Разбудишь князя с княгиней! — шипела на следующее утро змеёй на кого-то Домна. И не услышала, как мы втроём зашли в гридницу-трапезную.

— Утро доброе, хозяйка! Накрой поснедать нам. Кажись, кабана бы съел целиком, с костями, — совершенно мирно проговорил князь. А в конце зевнул, невыспавшийся, и клацнул зубами. К нему, заразительно зевавшему, присоединились и жена, и сын. И громко не щёлкнул зубами только Рогволд, восемью молочными без привычки громко не щёлкнешь. А откуда взяться той привычке в годик к небольшим хвостиком?

Явление в трапезной княжьей семьи-волчьей стаи персонал воспринял по-разному. Домна развернулась с такой скоростью, что, поди, и Гнат бы позавидовал. А кухарка, которой она выговаривала за топот, рухнула, будто ноги стали ватными, и тоненько заскулила.

— Цыц, дура! Не видишь что ли — князь-батюшка с семейством на заутрок сами пришли! А ну в поварню бегом, дурища! — и зав.столовой, поддёрнув подол, отвесила вывшей толстой бабе окормляющего пинка. Та сорвалась, даже не пытаясь встать на мягкие, видимо, ноги, на четырёх костях в соседнюю от нас дверь, едва не сорвав её, зацепив массивной задницей.

— Прости, княже, прости и ты, княгиня-матушка! Новая она тут, Маланька-то, вежеству не обучена пока. Но я, дай срок, всех выучу на совесть! — с поклоном доложила Домна. И по тону было ясно — эта обучит.

Всеслав рассказал, что позавчера, по пути с берега в терем, она с Дарёной не то, чтобы подружились, но точно значительно сблизились. Помог и честный рассказ про ту баню, когда «князь, год под землёй просидевший, дыру себе над сердцем своими руками зашил, как рубаху простую! А потом пошёл в терем да спать завалился до самого утра, оставив ближников с девками». И про суд первый, когда «паскуда одна, торгаш здешний из первых, Микула, подругу мою, Людоты-коваля вдовицу честную, Аньку, срамословить взялся. Так князь-батюшка с полувзгляда всю душонку его подлую наизнанку вывернул да в поруб сволоту такую отправил!». Про работу на Буривоя одна не рассказывала, а вторая не спрашивала. Обе толковые, говорю же.

— Не в службу, а в дружбу, Домна, дай пожрать уже, а? — протянул Всеслав, как по заказу сопроводив просьбу скорбным завыванием в животе. Зав.столовой, подхватив подол, вылетела в ту же дверь, куда уползла крабиком толстая повариха. Но эта хоть вертикально.

— Порядки ты тут завёл суровые, муж дорогой, — со смеющимися глазами мурлыкнула Дарёна, потеревшись щекой о правую руку над локтем.

— Учим помаленьку, — с плохо скрываемыми гордостью и самодовольством отозвался Чародей.

Первым в гридницу влетел, ожидаемо, Гнат.