🕮 Читать книгу «Воин-Врач» онлайн

Белая изломанная стрела, поток пламени толщиной с дерево, разорвала небо и вонзилась прямо в мачту. И струг полыхнул разом, весь, от носа до кормы. Вспыхивали ветки под ним, как сухая солома. А от клубов неожиданно светлого в ночном небе дыма полетели снопы искр. Как крылатые души тех, кого позвал и принял сам Бог.

Струг прогорел, вскидывая к чёрному небу ворохи искр, когда ломалась и трескалась древесина, за считанные минуты. Над горой золы и углей поднимались тонкие светлые дымные змейки. Ветерок, неожиданно лёгкий и тёплый, дул от города, с горы, чуть клоня их к воде. Небо очистилось от туч, выступили яркий серп растущего месяца и бесчисленные звёзды. Ни единой дождевой капли так и не упало.

— Ну-ка, поставь меня к нему поближе, Гарась, — проскрипел из-за спины голос Ставра Черниговского.

Лесной великан подошёл неслышно, как и Рысь, что появился с другой стороны, слева. Склонив голову, развернулся и сел с прямой спиной, установив на землю плетёный короб. Вытянув руки из лямок, повернулся обратно. И неожиданно опустился на колени. И глаза его блестели тревожно. Как и терявшиеся в косматой бородище мокрые дорожки от них. Заплаканных лиц в молчавшей толпе было большинство, но именно его слёзы поразили, как нечто уж и вовсе невероятное.

До тех пор, пока из кузова не вымахнул с неожиданной прытью, как чёрт из табакерки, старый воин. Крепкие, изрубленные в давних сечах, руки его вынесли короткое безногое тело и опустили наземь. Покрытое морщинами и страшными старыми шрамами лицо тоже было сплошь мокро от слёз.

— Я тьму раз видал, как люди говорили с Богами, — на весь берег хрипел он, будто привычно перекрывая голосом шум сечи. — Что со Старыми, что с Новым. Под ночным небом, под сводами храмов и пещер, при свете дня и во тьме ночной. Помогая себе песнями, дымом трав да кореньев, отварами да снадобьями. Бесчисленное множество раз люди просили Их, жаловались, умоляли, обещая взамен разное. И вот он, первый и единственный раз за всю мою слишком долгую жизнь, когда Бог ответил! Вслух! При мне! При каждом из нас! — раскинул он руки, и за спиной его качнулась и зашумела морем будто просыпавшаяся толпа.

— Это, люди, чудо настоящее! О таком детям-внукам говорят, каждый раз радуясь и душой теплея, вспоминаючи! Как живыми глазами Бога видели! И того, кто говорил с Ним. Не прося, не плачась, а клятву верности принося!

Они утирали слёзы. Не поднимаясь на ноги. Будто ожидая чего-то ещё.

— И каждый, кто за спиной его стоял перед Богом, на себя часть той клятвы принял! И от каждого из нас ждёт теперь Он обещанного. Не подведём, люди, Бога! И великого князя нашего не подведём! Сами Честь и Правду беречь станем, детям и внукам заповедуем! И тем славна и велика будет земля наша. Русь!

— РУ-У-УСЬ!!! — подхватила хриплый крик старого воя толпа. Дождалась.

Как и положено на тризне, каждый принёс к дымившейся куче золы и углей жмень землицы или несколько камней. Народ тянулся торжественной молчаливой лентой, которой не было ни конца, ни края. И было их много. Почти весь город был на берегу. И за неполный час, наверное, над могилой вырос курган, высотой почти в тот самый струг, что забрал в последнее плавание на небо души тех, кто встретил удар молнии на лавках и вдоль бортов. И тех, кто был под досками днища.

После была сама церемония поминок, здорово отличавшаяся от тех, что видел я. Похожими были, пожалуй, только добрые слова, адресованные покойным, да воспоминания из жизней от тех, кто хорошо знал их, от родни и друзей-ратников. Не было ни привычной кутьи, ни ожидаемых скорбных лиц. В этом времени провожать в последний путь принято было весело, с песнями и плясками, с кострами и хороводами. Да и путь, судя по княжьей памяти, был не последним. Это у греков покойники дожидались второго пришествия, и ждать им предстояло ох как долго. У северян войны попадали в геройский терем, где пили, ели свинину, пели песни и хвастались. То есть занимались ровно тем же, чем и при жизни. И, вроде как, ожидали какой-то последней битвы, когда в одном ряду против каких-то демонов или злых Богов встанут все, живые и мёртвые. Души русов же имели все шансы появиться на земле без такого долгого ожидания. Как учил дедко Яр, каждый, кто жил по совести, и не запачкал себя злом сверх меры, мог народиться в мир снова. Бывало, даже в той же самой семье, в том же роду.

Я вспомнил истории, как у каких-то восточных, Тибетских, вроде бы, монахов в моё время в ходу было то же самое. Когда умирал их главный Лама, по провинциям, сёлам и кишлакам, или как они там у них назывались, выезжали гонцы. И непременно находили пацанёнка, который потом безошибочно определял в куче подделок настоящие вещи, что принадлежали мёртвому патриарху. Традиции было несколько тысяч лет, и заканчиваться она не планировала.

Как человеку, от мистики и религии далёкому, мне все эти концепции были одинаковы. Но, как врачу, тем более с недавних пор живущему второй раз, идея бесконечного круговорота душ и торжества жизни над смертью была значительно ближе.

Этим отстранённым морально-нравственным и духовным размышлениями мы с Всеславом предавались уже по пути на княжий двор. Ему, а точнее — нам, предстояла встреча с любимой женой после долгой разлуки. И мысли об этом тревожили обоих. Почему-то сильнее, чем беседы с Богами и полёты на крылатых волках.

Глава 19

Карты, деньги, нетопыри

Когда со стола убрали посуду, Всеслав велел принести тонкую шкуру и угля побольше. Дарёна с сыном на руках сидела возле окна, с братишкой играл Глеб. Роман смотрел на младших братьев, изображая взрослое снисхождение, но чувствовалось, что сам бы не прочь был посюсюкать. Но не на людях. Старший сын великого князя — это не шутки. Это ответственность, как говорил отец. Роман с ним и раньше-то никогда не спорил, а уж после вчерашнего-то…

За столом остались сотники и Юрий. Ждали ещё безногого Ставра с его огромным поводырём-переноской, за ними уже убежала Домна.

— Рома, Глеб, идите ближе, — позвал Всеслав. — Смотрите сюда. Будем слушать, чего на миру случилось, пока мы с кротами да червяками в яме в горелки играли.

Князь нарочно шутил и смеялся при каждом возможном случае над этим годом, что пришлось выбросить из жизни и ему, и сыновьям. Потому что видел и по себе, и по ним, как в течение этого подземного плена менялся настрой. Ярая ненависть к предателям, бесчестно и подло преступившим клятву, менялась со временем менялась на злую, но безысходную, тянущую душу апатию. Приходил и страх. Глебка по возрасту боялся чаще, хоть и старался не подавать виду. Ромка отлично усвоил семейный воинский навык и превращал страх в ненависть. Несколько раз сторожа, устав слушать его крики и удары по брёвнам поруба, отливали их всех водой. Потом приходилось долго сохнуть — ветра под землёй не было, как и места, чтоб развесить сырую одежду. Хотя вешай-не вешай, а Солнца тоже не было, и сушить тряпки приходилось на себе.

Очень редко, раз за одну-две луны, приходили вести «с воли». И лишь однажды удалось ответить на них, зная, что караульщики не слышат и не перехватят. Вернее, даже не зная, а надеясь. И вышло это аккурат за неделю до того, как копьё ночного убийцы пронзило время и пространство, притащив в этот мир меня. Умница Рысь команды выполнил все, в срок и блестяще. Поэтому и удалось подняться из-под земли сразу на великокняжеский престол. Дедко Яр «наводил мосты» с местными единоверцами, страдавшими от преследований ромеев, византийских пропагандистов новой веры. Гнат по корчмам да торгам, по всей округе искал и примечал дружинных, кто не был в восторге от власти Ярославичей, трио которых правило, опираясь на алчность и обман. Причём, ничуть не стесняясь «кидать» даже друг друга. Поражение от половцев на Альте-реке, что окончательно отвратило народ от слишком хитрой троицы князей, по слухам, тоже произошло из-за этого. Понадеявшись на дружинных и на собственные полководческие таланты, о которых братья были излишне высокого мнения, Изяслав и Всеволод не стали нанимать в помощь ни смоленцев, ни черниговцев, как предлагал Святослав. Во-первых, боялись его усиления, ведь Чернигов был именно Святославовой вотчиной. Да и деньжат свободных не нашлось — потратились на очередную аферу с Микулой со товарищи, закупив много зерна и отправив частью свеям, а частью полякам. В конце лета, не зная, каким будет урожай, не подумав о запасах до весны.

Теперь же обо всём, что происходило за этот год, пока обманом захваченный в плен Полоцкий князь с княжатами сидел под землёй, Всеслав вспоминал и говорил легко, как об очередном приключении, которых в жизни его хватало. Потому что очень не хотел, чтобы это «сидение в порубе» испохабило парней. Ясно, что год — это не двадцать три года, которые провёл в темнице Судислав Псковский после того, как его законопатил туда «мудрый» Ярослав, опасаясь конкуренции. Но, вроде бы, не окоченели парни душами, не озлобились. И князь был этому искренне рад. Нельзя будущим вождям расти исключительно в страхе, злобе и обмане. Тех же братцев-Ярославичей возьми — неужели хороши выросли?

Сыновья с улыбками подходили, садясь по обе руки от отца. Не имея представления о том, чего он задумал, они верили ему безоговорочно и готовы были всегда и во всём поддержать и выполнить его волю. Как вчера, например, когда он передал с Лютом наказ: «беречь Дарёну и Рогволда, на берег не спускаться, к окнам близко не подходить». Другие бы обиделись, мол, самое интересное опять пропустить пришлось. Всеславичи же были уверены в том, что князь знает, что делает. И семейную прибаутку про то, что нельзя класть все яйца в одну штанину, тоже помнили. А лик Перунов, что искрил над берегом белыми глазами и серебряными нитями молний в бороде, им и так виден был, даже не подходя близко к окнам. Его здесь все видели, да, поди, и не только тут. В Полоцке, может, и не разглядеть было, но в Турове, Пинске, Чернигове и Речице видали наверняка — уж больно велик был да страшен.

На расстеленной шкуре Всеслав уверенными скупыми движениями провёл несколько линий. Даже мне, со здешней географией знакомому слабо, было ясно — реки. Вот Днепр тянется с севера на юг, вот Западная Двина, вот Сож, Неман, Припять и Висла. Сверху, стало быть, Балтийское море, внизу Чёрное, что в этом времени Русским зовут. Хорошо зовут, правильно.

Ведомая какими-то недоступными мне знаниями, рука князя наносила на карте крестики-города, половину из которых я тоже не знал, и границы княжеств-государств, о которых тоже имел представление довольно слабое. Почти вся Прибалтика, к примеру, осталась вообще без отметок, белым пятном. За Онежским и Ладожским озёрами тоже особо ничего не было. Не было узнаваемого Кольского полуострова, что кашалотьей мордой нырял в Белое море. Которого, кстати, тоже не было.

Память князя обозначала отмечаемые на карте места, чтоб, наверное, я тут, внутри него, вовсе уж двоечником себя не чувствовал. Но только продолжала удивлять. Столицей Польши была не Варшава, а какое-то Гнезно. Вместо Софии и Будапешта были Преслав и какой-то Веспрем. Швеция тоже удивила отсутствием Стокгольма, но наличием Ситгуны, что бы это ни было. Зато Стамбул стоял именно там, где и раньше, то есть позже, только назывался Царьградом.

В дверь, раскрывшуюся с душераздирающим скрипом, едва ли не на карачках пробрался Гарасим. Ну да, не под его профиль тут окопы рылись, конечно. Вежливым басом, в котором явно читались некоторые опаска и, на удивление, смущение, он поприветствовал всех собравшихся, и снял рюкзак, высаживая на лавку Ставра. Тот здоровался без смущения, привычно. Явно за столами сиживал, доводилось с приличными людьми беседовать, не всю жизнь по лесам да папертям без ног отирался.

— Дедко Яр, Ставр, смотрите, — начал князь, обращаясь к старшим, но глянув и на Алеся с Гнатом, — вот земли наши и соседские. Вот тут мы, вот Киев, вот Днепр, от него уж сами отложите на восход да на закат сколь надо. Мы с сынами за год червяков накопали с большим запасом. Пора и на рыбалку идти.

Сотники и тайные советники, а Яр со Ставром на них походили вполне, ухмыльнулись совершенно одинаково княжьему намёку. Дарёна же с Домной наоборот выглядели чуть встревоженно, но тоже абсолютно одинаково. Оно и понятно, женщины такие намёки обычно воспринимают не как шанс в бою славу и честь добыть, а как растущую вероятность вдовами остаться.

— Был с Буривоем разговор, о котором вы знаете. Вот чтоб в ту сторону дорожку наладить, хочу новости от вас узнать: как на наших землях дела обстоят, и как на соседских, — Всеслав утвердил на столе локти, умостив подбородок на сложенные ладони, выражая готовность слушать.