🕮 Читать книгу «Воин-Врач» онлайн

— Скажи мне, люд русский, по Чести, по Правде ли сохранить жизнь мрази и нелюдям, что грабят безоружных, оставляют детей сиротами, мечут стрелы бронебойные в беззащитных баб да малышей⁈

— НЕ-Е-ЕТ!!! — взвыла толпа.

— Тогда за работу, люди добрые! Справим тризну, проводим героев-богатырей достойно! А вражьи души паскудные пусть Бог судит.

Народ расходился, оживлённо гомоня. Всхлипывал, сидя на земле, монах с разбившейся вдребезги парадигмой. Полыхали радостью лица ближней дружины. Каждый из которой тоже ощутил себя частью великой силы, больше, чем родной десяток, чем сотня, чем всё войско Всеславово.

— Буривой сомневался, всё в ум взять не мог, как ты сладишь с долгогривыми, — Гарасим неслышно появился рядом, став так, чтобы Ставр видел меня, а я его. — Зря, вижу, сомневался. Пышешь ярью, княже, пылаешь, что факел в ночи. Редкий дар, да верному человеку достался. Ух, аж до нутра пробрало.

Старый, много и страшно битый, повидавший на своём веку всякое, воин вздрогнул и поёжился в своём плетёном гнезде-коробе, нахохлившись, как сыч.

Мне пришёл на ум какой-то дурацкий американский фильм, где какой-то вождь повстанцев, где-то чуть ли не на Марсе, прятался от тамошних полицаев на теле здоровенного мужика, как гриб-чага, потому что был мутантом. Было что-то общее, действительно.

«А Америка — это где?» — с интересом уточнил Всеслав. «Да там же, где и Марс с мутантами — нигде пока. Глядишь, и не появится ни их, ни её» — задумчиво ответил я.

— Слово в слово передай Буривою речь княжью! Понял ли? Запомнил? — Ставр пихнул локтем назад, в широченную медвежью спину.

— Да, дядько. Тут любой слово в слово запомнил. Детям-внукам расскажут, — неожиданно почтительно прогудел Гарасим.

«Прав ты был, Врач. Неплохо выступили» — князь был очень доволен. Как и я.

Стемнело как-то неожиданно быстро. Гнатовы нетопыри раздобыли где-то просмолённых тряпок и вмиг навертели факелов, навтыкали в берег каких-то шестов-кольев, едва ли не с ближних плетней надёрганных, и от насада, что чернел горой на фоне воды, потянулись лучи-цепочки огней, плясавших над головами. А ловко придумали, молодцы: помимо подсветки ещё и по секторам толпу разбили. Мастеровые, торговые и лесные стояли отдельными группами, и попов-монахов в «Ставровом секторе» ожидаемо не наблюдалось. Зато у каждого факела возвышалась фигура одного из Ждановых великанов со знакомым здоровенным копьём. Рысьины так в глаза не бросались и на свет привычно не лезли, но каждый, наверное, даже из горожан, знал: стоит начать буянить или потянуться за железом да дубьём, как в спину или под бороду тут же уткнётся что-то острое и холодное. И до отвращения спокойный голос скажет негромко на ухо: «Неа. Не надо».

Народ запрудил всю портовую площадь, сидели на крышах каких-то построек и на деревьях. Их было много. Пришли седые старики. На руках матерей капризничали дети. И почти все были в простой серой домотканой одежде, не щеголяя на поминках ни высокими шапками, ни дорогими шубами. Почти, но не все.

Внезапно непроглядное небо со стороны обрыва слева, откуда летел, кажется, уже так давно крылатый волк с оборотнем-седоком, осветила зарница. А через некоторое время над замершей толпой раскатились далёкие звуки грома. Крайне неожиданные в осеннюю пору, да без привычных ветра и дождя.

«Скачет уже. Пора и нам начинать.» — выдохнул Всеслав и шагнул вперёд.

В памяти вдруг пронеслись образы из далёкого предвоенного детства: жаркое лето, тёмные сизые облака, наползавшие на яркое Солнце, что одевали улицу в тени. И уверенный голос отца. Он учил по наручным часам, по секундной стрелке, определять, далеко ли гроза. Мы хором считали, сколько секунд прошло со вспышки молнии до первых громовых ударов.

— Запомни, сынок: грозы бояться нельзя. Ты будущий мужчина, солдат, воин. Мы не боимся молний и грома ни на небе, ни на земле. Их пугаются только тёмные деревенские старухи, да ещё куры и прочая скотина — прячутся и дрожат. Не прячься, сынок, и не дрожи. Бояться глупо, скучно и неинтересно!

Всеславова память принесла почти такой же разговор, только время они с его отцом измеряли спокойными ударами сердца. Оно и сейчас у нас билось ровно, размеренно.

— Слушайте меня, люди добрые! — полетел снова над головами Всеславов голос. И огни факелов качнулись в такт ему. — Мы провожаем честных воинов! Храбрых корабельщиков-гребцов! Двух безвинно убитых вдовиц-старушек, что всю жизнь растили детей и учили их добру и Правде!

На словах про добро за обрывом снова зарокотало, а зарницы полыхнули уже с обеих сторон.

— Их жизни отняли душегубы, убийцы и разбойники! Но клятву верности нарушить не вынудили. Каждый до последнего стоял на своём, спасая тех, кому служил! Без сомнений, без страха, с одной только верой!

Воздух стал гуще, а раскат грома, казалось, ощутился каждым, всей кожей и всей душой. Края неба сверкали всё чаще.

— Я клянусь, что семьи и дети тех, кого мы провожаем сегодня, не будут знать нужды! Дети и внуки павших вырастут, храня в сердцах память о них! Пусть каждый знает, что Честь и Правда живы и почитаемы на Руси!

Грохнуло сильнее, и мне послышались одобрение и удовлетворение в этом звуке. Вряд ли радовалась атмосфера. А вот на так часто поминаемых Всеславом Богов похоже было больше. Вспышки будто сливались, и в бликах их было видно, что смотрели изумлённые люди не на князя, а куда-то ему за спину, выше, да с такими лицами, что остро захотелось обернуться и вскинуть мечи. Но сперва нужно было договорить. Гроза приближалась быстро, время от вспышек молний до ударов грома сокращалось, фразы надо было кроить короче, чтоб укладывались меж ними.

— На всё воля Божья! И я, князь Всеслав, сын Брячислава, с земель Полоцких, при всём народе русском клянусь, что я и вои мои всегда будут беречь и хранить Правду, и Честь!

Шарахнуло так, будто всё Небо кто-то расколол прямо за моей спиной. А не сводившие с него глаз люди стали валиться на колени.

— Прими души павших сегодня, Отец Небесный! И клятву мою прими!

Всеслав развернулся спиной к толпе, разведя руки в стороны.

Сполохи зарниц уже почти не гасли. А на небе, над мачтой струга, клубились чёрно-синие тучи. И молнии змеились на них понизу, как седина в густой бороде. И вспыхивали в разрывах выше, в невероятных огромных провалах-глазах, что смотрели в самую душу каждому на земле.

Гром ударил так, что едва не сбил с широко, крепко расставленных ног. И в грохоте можно было услышать что угодно: торжество, согласие, хохот. Я услышал слово «Прав!», прозвучавшее так, если его прорычала бы невероятных размеров гора.