🕮 Читать книгу «Воин-Врач» онлайн

— Ох и нюх у тебя, ратник, ну прямо волчий! — звонко отозвалась, подбоченясь, девица. И с непониманием посмотрела на ближнюю дружину, разразившуюся хором хохотом.

— Бывает, везёт иногда, — согласился Всеслав, возвращая ковш. — Скажи, добрая-красивая, как звать тебя, да где терем батьки твоего? — ближники прекращали ржать и останавливали на князе глаза, пока непонимающе, но уже с блеском дальней надежды.

— А к чему тебе моё имя, вой? И как угадал, что в тереме живу, а не в избе или землянке под берегом? Может, я рыбакова дочь? — она сощурилась и подняла левую бровь точно так же, как обычно делал он сам. Только стала при этом ещё милее.

— На рыбачку ты не похожа, красавица. Лицом белее, ноги редко босыми ходят, руки ещё реже колешь да режешь, — спокойно объяснял он очевидное, — да и пахнут рыба́чки иначе. Не малинкой лесной да травкой-зубровкой, как ты.

На лице девушки расцветало изумление, а на жёстких и суровых дружинных — неожиданные, светлые, почти детские улыбки.

— А двор батьки твоего надобен мне, чтобы сваты не промахнулись да мимо счастья моего не проехали. А ну как старуху-вековуху, хромую да гнутую, с соседнего дома за меня, сокола ясного, сговорят? — Всеслав смахнул с лица налипшие волосы, горделиво расправив плечи и выставив вперёд бороду под нараставший снова хохот своих.

— А откуда ты про бабушку Ефимию знаешь? — рот и глаза девушки округлились, сделав её похожей на совсем малую девчонку, которой дед сладил первую в жизни свистульку, глиняного жаворонка, что пел переливчато, стоило чуть подуть. Только что ладошки к щекам румяным не прижала.

Дружина хохотала до слёз, колотя друг друга по плечам, а себя по мокрым ляжкам, поднимая брызги, в которых радугами улыбалось яркое Солнце. Началась было шутка про то, что Чародею сами Боги велели на своей да соседских землях всех баб знать поимённо, но Гнат обернулся на шутника с таким лицом, что тот поспешил закрыть рот руками и потеряться за спинами друзей. Рысьины глаза при случае могли говорить без всяких слов, но убедительно. И страшно.

— Зовут меня Дарёной, а батьку моего найдёшь в детинце, на левом берегу Витьбы-реки, он над дружиной здешней старшим поставлен. Не оробеешь ли, сокол ясный? — самообладание возвращалось к ней на диво быстро, вон и ножку отставила. А ножка-то хороша́…

— Ты глянь, Рысь, какую лебёдушку дядька Василь вырастил! — князь толкнул локтём уже обернувшегося друга. — Ну что, будешь сватом? Мимо воеводина дома не проскочишь ли?

— Эх, жаль, ох, как жаль бабушку Ефимию, — сокрушённо, с серьёзным, грустным даже лицом мгновенно включился в игру Гнат, — прям с-под носа счастьице-то уплыло, увела журавушка сокола от бабушки! Нет, княже, никак… Никак я мимо Василёва дома не промахнусь! Точно в него попаду! Он давно звал да медовухой своей хвалился, — продолжал он под нараставший гул дружинных. Передние передавали задним новости, и, как всегда случается в таких случаях, наверняка привирали, поэтому ребята у последней лодьи вполне могли услышать о том, что князь берёт в жёны какую-то горбатую ведьму из местных, и свадьба уже завтра.

Дарёна переводила глаза с заливавшегося соловьём Гната на князя и стоявших рядом с широкими улыбками бойцов, и разум, как тоже бывало, за избытком новостей едва поспевал.

— Это что же, сам Гнат Рысь, воевода княжий? — словно помогая, думая вслух, спросила она.

— Этот-то? — князь с притворной пристальностью и повышенным вниманием изучил Гната, как коня на торгу. Тот шутовски развёл руки, повернулся поочередно левым и правым боком, а затем и вкруг себя. — Он! Точно он! — уверенно сообщил Всеслав онемевшей девушке.

А Рысь тем временем уже орал на кого-то из своих, взлетевших в лодью и потрошивших тюки с добычей в поисках подарков:

— Куда ты паволоки тащишь, бесова душа⁈ На горбу она их домой попрёт? Лёгкое ищи да красивое, чтоб и ей под стать, и князю за питьё да слова ласковые не зазорно отдариться было!

Слетевший прямо на подставленные плечи бойцов парень босиком прошлёпал к Всеславу гордо, аж надувшись от важности, и с поклоном протянул обе руки. В одной было ожерелье из разноцветных бусин, перемежавшихся золотыми и серебряными фигурками птичек и лошадок. В другой — не то венец, не то ободок для волос, узорчатый и с каменьями.

— Держи, Дарёна, выбирай, что к лицу да по́ сердцу, — на широких ладонях князя вещицы смотрелись игрушечными.

— Красивые какие, — прошептала она, тронув пальчиком привески ожерелья. Палец соскользнул нечаянно с расправившего крылья золотого сокола и коснулся ладони, заставив её вздрогнуть. Точно и впрямь искра проскочила.

— Благодарствую, княже, за подарок дорогой да слова ласковые, — склонила голову воеводина дочь.

— Всеславом зови, привыкай, — улыбнулся князь. Обнял ладонями её тонкие пальцы, удержав подарок внутри. И, не удержавшись, поцеловал изящное запястье.

— Ура-а-а!!! — заревела дружина, заставив и девушку, и подружек да нянек её только что не подскочить.

— Ничего теперь не бойся, Дарёна, и никого. Батьке Василю поклон передай да благодарность, что тебя, красавицу да разумницу, вырастил. Гнатовы хлопцы проводят вас. Жди сватов, ладушка.

Сваты с тремя возами подарков двинулись в Витбеск в тот же день, когда дружина добралась до Полоцка. Свадьбу сладили по осени, широко, с размахом. Когда выли волки и вьюга над Немигой, нагоняя той стылой мартовской ночью ужас на Ярославичей, жена была уже в тягости. Когда князя со старшими сынами обманом захватили под Оршей и заточили под землю — почитай, на сносях. Теперь же, едва узнав, что муж жив и свободен, рванулась к нему белой лебедью, везя малыша Рогволода, названного так, как велел Всеслав, в честь великого пращура. И сейчас их собирались расстрелять влёт, как уток над заводью.

Воеводина дочь, она знала, как поёт в полёте шелестящая смерть, сорвавшись с тугой тетивы. И не поверила сперва, услышав нежданную песню. Но тело само отворотило прижатого к груди сына от той стороны, с которой донёсся звук, а ноги сами понесли под защиту стен, в малую комнатку-чердак посреди насада. Да не успели.

Цепкие жесткие руки подхватили, оторвав ступни от настила, и вкинули в темень. Что-то чуть кольнуло, легко царапнуло над левой лопаткой. Закричал-заплакал сынок.

— Прости, матушка-княгиня, грубо вышло, — прохрипел за спиной голос одного из Гнатовых парней, что неотступно были рядом и днём и ночью.

Обернувшись рывком, всем телом, она увидела, что же оцарапало ей спину. Четырёхгранный боевой наконечник стрелы. Красный. На ладонь торчавший из груди воина.

— Ляг и сына укрой, — сквозь текущую изо рта кровь, велел он, сдвигая плетёные короба́ и тюки с тряпками, едой и утварью так, чтобы меж них получилось подобие гнезда или логова. По стенам защёлкали новые стрелы, норовя пробиться внутрь и убить.

Она свернулась клубком, прижимая сына, что сразу затих, как волчонок подле матери, почуявшей опасность и беду.