🕮 Читать книгу «Воин-Врач» онлайн

— Ну, в этих сомневаться грех было. Чтоб из любого пустяка себе пользу да прибыток найти — в том они великие мастера, опытные, — кивнул князь.

— Антоний тоже удивляет народ, — продолжал Рысь, доставая из-под лавки Всеславовы сапоги. — Полночи чернецы-монахи по Подолу кружили, а поутру потянулись к обители телеги. С бабами!

Видно было, что эти новости поразили его значительно сильнее, чем продажа билетов на церковную службу.

— На торгу судачили, мол, сдал совсем настоятель, седина, мол, в бороде давно, вот и беса в ребро дождался. Виданное ли дело — баб, да в мужскую обитель? — с трудом удерживал вроде бы равнодушное выражение на лице Гнат.

— Никак, хороши молодки? — улыбнувшись, уточнил Всеслав.

— Да где там⁈ Старухи да вдовицы сплошь древние! Из них пара-тройка, говорят из старых, травницы, — понизив голос, добавил он важное.

Я только порадовался за здешнего коллегу-главврача, что не стал тянуть и начал работу по вчерашнему плану сразу же, едва добрался до обители. То, что на общественное мнение ему было трижды наплевать, тоже воодушевляло. Сам всегда именно так и поступал. Надо будет не забыть через седмицу-другую посетить их с визитом, может, подсказать-помочь чем.

— А уж о тяжбах вчерашних на торгу разговоров, — хитро закатил глаза Рысь, — забывают, зачем пришли! Не нарадуется народишко князю новому, честному да справедливому. И вдов порочить да разорять не попустил. И торгаша-подлюку, что в голодных смертях детей виновен, на чистую воду вывел. Там ночью сунулись было одни на подворье Микулино, на дармовщинку-то. Так их соседи едва на рогатины не подняли, на всю улицу вой стоял, что это теперь не купцово добро, а княжье, и его хитить не дадут!

— Отдарить бы соседушек тех за добро по чести, — чуть прищурился Всеслав на друга. Уже будто зная ответ.

— Да сделали, сразу, — отмахнулся Рысь, не обманув ожиданий. — Там пара моих была, они бы и без соседей справились, конечно. Но, как погнали те ворьё от ворот, вышли на видное место, напугав там всех, да по полгривны на дым вручили, твоим именем, да с добрым словом.

— Молодцы, сам тоже похвали их за дела верные, — кивнул князь серьёзно.

— Я уже, — доложил Гнат. — Если бы довелось им с твоих рук получить памятку малую, безделицу — вовсе крылья б выросли, и у них, и у прочих дружинных.

— Найди мечи того дурака вчерашнего, — согласился Всеслав. — Перед обедней выстроишь на площади у Софии наших. Слова скажу да отдарюсь за добро.

Гнат кивнул. Не подумав о том, что князь начинал встраиваться, как говорили в моё время, в здешнюю повестку с похвальной и завидной скоростью. Мне и самому это было в новинку, но память Всеслава говорила, что молву подкармливать-приручать важно и нужно с нова́, с первых дней. Вот тебе и политтехнологии отсталого Средневековья.

— А уж про бой-то разговоров! Каждый божится, что либо сам на дворе за плечом твоим стоял, либо сват его. Как ты ловко меч-то к небу вскинул нарочно, чтоб Дед-Солнце блеснул отражением да глаза змеиные северянину выжег! А ты в тот самый миг — хвать! Да своей рукой жало-то гадине и вырвал, только юшка во все стороны полетела! — Гнат явно передавал-копировал чьи-то слова и эмоции, сам он был гораздо сдержаннее.

Интересно народ изложил, нарочно так не придумаешь, наверное. Дескать, князь специально, чтобы меча не пачкать, своими руками язык поганый из пасти северянина вырвал, да ещё и зубья ему повышибал так, что они по-над всем двором летали. Рысь своими глазами видел с десяток разных клыков, резцов и даже коренных, что гордо показывали зевакам рассказчики. Правда, там попадались и овечьи, и конские, но зрители к деталям не придирались — раз князь выбил злодею лошадиный зуб, значит, так и надо было. Мало ли какие они растут у тех, кто смеет на Киев пасть разевать? Тот Йорген, поди, и вовсе нечистому душу продал, а то и кому из своих старых, северных демонов, а от этого, как всем доподлинно известно, могут запросто и рога с копытами вырасти.

— Ещё чем позабавишь? — поинтересовался Всеслав, кивая бессменным Вару и Немому, проходя мимо них по темноватому коридору.

— К Домне присмотреться надо, княже. Вчерась пошла в гости к Анне, кузнецовой вдове, подружки они вроде как. А на обратном пути в проулок нырнула — и пропала начисто. Парень, что за ней глядел, не первый год в Лютовом десятке, я ему верю. Сказал — только пустельга оттуда вылетела. Ни в одном из дворов не было поварихи, проверили. Нечисто дело, Слав, — разумеется, напуганным или взволнованным Рысь не выглядел. С князем они прошли такое, по сравнению с чем превращение какой-то бабы в хищную птицу — так, баловство. Один тот ливень из торковых стрел чего стоил. Но чуйка его была феноменальной. И если сейчас она говорила, что к зав.столовой стоило присмотреться, то именно так оно и было.

— Лады, Гнатка. Сейчас и глянем. Мне с первого дня кажется, что уж больно лишку знает она для кухарки. Умна, хитра, красива, чем чёрт не шутит. А места тут для нас новые, это ж как посреди незнакомого леса лагерем встать. Только хуже. В лесу хоть знаешь, кого бояться надо. А тут каждый третий — враг*, — я даже вздрогнул внутри, кажется, когда узнал строчки Высоцкого про тревожный дом у дороги.

— Как бы не каждый второй, княже, — хмуро согласился друг. В гридницу мы входили с такими лицами, что сыны и сотники только что с мест не повскакивали.

— Что стряслось, бать? — не утерпел Глеб первым. Тревога в глазах его была заметнее, чем у прочих, и не сочеталась с хищной готовностью к атаке, как у старших. Молодой ты ещё, сынок.

— Тихо, братцы, тихо всё, — пару раз качнул ладонями вниз Всеслав. Привычный жест и ровный голос чуть успокоили.

Мы с Рысью уселись в голове, он справа. На мой вопросительный взгляд Глеб объяснил, что Ромка уже поел и ускакал с пятёркой Лютовых на торг, проверять погрузку тех лодий, о которых вчера вечером уговор с купцами и боярами был. Там и ряд сразу сладили, и снова орлиный греческий нос над ним склонился, когда подошёл митрополит поприветствовать и благословить новый виток государственно-частного партнёрства. Долго читал, внимательно.

Лют, пожалуй, первый из десятников Гната, если можно так сказать, курировал в основном два направления: личную безопасность высшего комсостава и операции, требующие фантазии. Это его парни в тот раз выли на удиравших черниговцев и забрасывали их волчьими какашками. А «пожалуй» я решил потому, что князь и сам не выделял никого из десятников. Старался сам и напоминал Рыси постоянно находить воям такие задачи, в которых они смогли бы показать себя лучше. Ясно, что обычной, привычной дисциплины и субординации никто не отменял, но, в отличие от советской армии, в которой я прослужил чуть больше полугода, в дружине не исповедовали вечный принцип: «чем был солдат не занимался — лишь бы солдат максимально устал». И, что удивительно, это вполне себя оправдывало. Не бывало… ну ладно, почти не бывало залётов и косяков. Занимавшиеся почётным, важным и любимым делом мужики видели и знали, что командиры во главе с князем их берегут и ценят, потому и задачи ставят выполнимые, и чаще всего те, к которым душа лежит. Поэтому когда приходила пора ставить задачи невыполнимые — тоже с пониманием подходили.

Как тогда, лет восемь назад, когда памятная лавина степняков вывалилась из-за холма прямо на нас. За нами тогда стояли лагерем передовые отряды трёх Ярославичей. Основные силы растянулись в походе и должны были собраться только через пару дней. Кто вывел торков на полочан? Случайно ли это произошло? Тогда думать об этом было некогда. Дружина выполняла приказы так, как и до́лжно было воинам русским: чётко, быстро, эффективно. Торков, сколько их осталось, откинули за реку, за Южный Буг.

После той сечи, знать, и началось у князя с Ярославичами, как в моём времени было принято говорить, «недопонимание». С того началось, что пришёл Святослав к нашим кострам с требованием отдать часть трофеев и коней.

Янко ходил меж костров чёрной тенью демона-горевестника. Его стрелки́ раскидали по полю все стрелы и добрались до рукопашной, пусть и в связке со Ждановой сотней. И полегла их почти треть, да ещё несколько десятков висели на тонкой грани между жизнью и смертью. Промеж них и бродил сотник, то водицы кому поднести самому, то родной протяжной песней отвлечь от изводящей боли.

Ждан сидел возле костра со своими десятниками. Семеро их осталось, с ним вместе. Он не пел и не говорил — стрела разворотила щёку. Перевязанный чистым платом, со мхом, торчавшим во все стороны, с опухшим лицом и заплывшим левым глазом он был похож на злого лешего. Или на Лихо Одноглазое.

Алесь тоже ничего не говорил. Он метался в бреду, даже привязанный к лежанке, к которой прижимали его трое хмурых перевязанных конников. Его сотня понесла самые большие потери, хорошо, если десятка четыре полных осталось.

Гнатовы десятники выжили все, там народ был матёрый. Но ни на ком из его сотни, кажется, живого места не было. Ясно, что вражья кровь на доспехе от твоей слабо отличима в темноте. Поэтому они, с ног до головы покрытые красно-бурым, смотрелись так, что даже свои отворачивались. Сам же Рысь грыз третью по счёту палку. Первых две сжевал в труху, пока я перетягивал ему ногу, распоротую до кости. Третья шла на закуску — две стрелы сидели в левой руке. Одну, навылет прошедшую, удалось вытянуть хорошо, сломив наконечник. Вторую пришлось проталкивать сквозь живое мясо.