🕮 Читать книгу «Воин-Врач» онлайн

— Гнатка, придержи края вместе, — попросил я друга, снимая основательно подмокшую тряпицу с груди. Домна вскрикнула и закусила палец, увидев дыру и разрез напротив сердца. Рысь протянул руки с таким видом, что, кажется, был бы больше рад бело-алые подковы с кузнечного горна брать, чем меня касаться.

— Ничего страшного или дивного не происходит. Чтобы хворь в меня не попала, дыру зашить нужно. Рома, расскажи, как дело было, — попросил я старшего сына. Судя по нему, он, наверное, ещё мог разговаривать. Младший — вряд ли. Неожиданно холодные, как не в бане был, пальцы Гната прикоснулись к груди и свели вместе края раны. Губу нижнюю он закусил так, будто планировал немедленно отправиться в ад за колдовство или пособничество в нём, и глаза были шальные. Я подтянул поближе и протёр салфеткой маленький, но острый ножик, которым до этого отреза́л мясо.

— Князь к окну подошёл, именем Изяслава позвали его. Голос того, кто звал, я не узнал, — Роман говорил, как та девка из соседского смартфона: по-деревянному и без эмоций. — Мелькнула рогатина, упал он. Мы подскочили. Лежит, не дышит. Потом раздышался, вроде. Глаза открыл. Первым делом крест нательный проверил. Пошептал молитву. Да прямо святым крестом-то рану и раскрыл.

Чесал он как по-писанному. Хоть и без выражения. Но слушатели были неискушённые, и, судя по ещё больше расширявшимся глазам, им впечатлений вполне хватало.

— Перста в грудь погрузил, остриё рогатины выдернул, вот такое, — и, видимо, следуя древнему правилу «не приврал — истории не рассказал», сын развёл почти не дрожавшие ладони чуть ли не на полметра. Снова ахнула Домна.

— Мы кус тряпицы почище от Глебовой рубахи оторвали, он к ране приложил. И спать повалились. Так было, — подвёл он итог. Я тем временем заканчивал вязать девятый шов. Руки слушались чуть хуже собственных, не было той привычки, но не критично. Отмахнув ножиком концы ниток, перешёл к последнему. Без сюрпризов и спешки: проколол, завязал, затянул, обрезал края.

— Домна, мёд есть ли? — спросил у зав.столовой, от которой над столешницей только изумлённые глаза торчали. — Да вылезай ты уже из-под стола, а то сидишь, как жаба в пруду, глазами лупаешь!

Мужики вежливо, хоть и несколько деревянно посмеялись над не особо изящной шуткой, давая понять, что да, мол, похожа. Но от всей души мы хохотать пока не готовы, прости, князь — нервы ни к чёрту. Ушлая баба опомнилась вперёд всех.

— Там, княже, в тряпице, мазь монастырская, от Антония Печорского, раны заживляет, — прокашлявшись, выговорила-таки она, не сводя глаз с салфетки, куска холстины, которой я обрабатывал шов.

Мазь нашлась. Странный серовато-жёлтый лепо́к чего-то, в составе явно имевшего мёд, сливочное масло, смолу-живицу и какие-то не то отвары, не то настои. Надо будет пообщаться с этим Антонием, для здешнего уровня медицины он оказался замечательным провизором. Нанёс ароматную субстанцию на шов. Осмотрел и остался вполне доволен работой. «Чудо!» — выдохнул внутри будто только что очнувшийся Всеслав, — «Ровно, быстро, без крови — ну чисто златошвея!». «Ремесло, князь. Просто ремесло» — скромно подумал я. Если тут простые швы в такую новинку, то и другие мои навыки будут на пользу. «В том никаких сомнений нет. Это ж сколько воев спасти удастся!» — внутренний военачальник грамотно оценивал преимущества, перспективы и выгоду. Всё верно.

— Прости, княже, дуру, — прошептала Домна, склонив голову.

— Пустое, — отозвался Всеслав. — Дай во что обрядиться да проводи до ложницы****. И лебёдушек своих потом запускай. Отдыхайте, хлопцы!

* Куна — денежная единица Древней Руси в Х-ХI веках, примерно равна 2 г серебра, приравнивалась к 1/25 гривны.

** Камерарий (лат. Camerarius) — придворная должность в Средневековье, смесь завхоза и казначея.

*** Лечец (старослав.) — врач, лекарь в Древней Руси, в подавляющем большинстве случаев церковный или монастырский. Резальник — лечец условно хирургического профиля.

**** Ложница (старослав.) — спальня.

Глава 6

Утро при власти

Вечер густел. Сопровождаемый молчавшей зав.столовой, накинувшей на плечи давешнюю душегрейку, я прошёл мимо тихо стоявшей вдоль стены бани шестёрки белых лебёдушек. Ждановы мужики вытянулись, состроив сосредоточенные лица, хотя из-за двери было слышно, как только что пытались разговорить «банный взвод». Домна чуть качнула головой назад — и девки едва ли не строем направились в предбанник. Сильна баба, умеет. Но вопросов к ней — воз, конечно.

Прошли подклетью до лестницы на второй этаж, по-здешнему — всходу в жильё. Ребята Гната попадались по всему пути, но грамотно, не ища и не найти, Домна вздрагивала и айкала каждый раз, когда из сумрачных углов, а то и словно прямо из бревенчатых стен выходили мечники, склоняя голову с почтительным: «Княже!». Я проходил мимо, не сбивая шаг, кивая. Некоторых князь называл по имени, находя доброе или шутливое слово. От этого бойцы расплывались в счастливых улыбках, отступая обратно во мрак. Неизбалованный тут народ, простой. Есть и другие, наверное, но пока кроме византийского подсыла да алкаша-ключника попадались только хорошие люди. Даст Бог — так и дальше пойдёт. Хотя вряд ли, конечно.

Возле двери, украшенной резьбой с какими-то растительными орнаментами и сказочными сюжетами, поклонились ещё двое, Вар и Ян Немой, которых Гнат всегда старался держать к нам поближе. Память князя показала, что мужики они лютые в сече, а преданнее можно и не искать. Отряд торков, что дотла спалил весь, деревеньку, откуда был родом Вар, и где жила его семья, Всеслав развесил вдоль дороги. В полном составе и почти полной комплектации. Вместе с конями. Было непросто, но впечатление на степных вождей произвело правильное — прислали посланцев с извинениями, богатыми дарами и заверениями в вечной дружбе.

Ян же, как и его тёзка Янко, что стоял старшим над стрелками, был из латгалов, народа, мир с которым установил ещё Всеславов дед. Этот мир не давал покоя ни Новгородцам, ни Пскову, ни пруссам, потому что их лодьи ходили по Двине на латгальских землях платно, в отличие от Полоцких корабликов. Яна с ребятами прихватила разведка ятвягов лет семь назад. Из всего разъезда выжил он один. Его жуткие шрамы и обрубок языка, что отрезали и прижгли головнёй — вот что осталось всем нам на память о клятвах в ятвяжской верности. Ян умудрился перед тем, как потерять сознание, навязать узлов на верёвке от портов, по которым прискакавшие следом парни из Алесевой конницы определили, когда, куда и сколько врагов ушло. Двое конных спешились и скользнули в лес за уходившими врагами, остальная группа вернулась в наш лагерь, везя на полотне вывшего и бредившего латгала. Янко-стрелок и трое его земляков-десятников сами снимали висевшего между коней друга. С того насквозь мокрого и блестевшего от крови страшного гамака. Князь тогда увидел в их глазах близкую смерть. Не их, вражескую. Страшную. Всегда молчаливые и невозмутимые латы за пару минут сговорились с Алесем и Гнатом, и вслед за уходившими на свои земли ятвягами поскакал сводный отряд: всадники, мечники и стрелки. Они их, конечно, догнали. Об увиденном и случившемся там Рысь никогда и никому не рассказывал, даже Всеславу, ограничившись тогда кратким «покарали». При этом слове его будто озноб пробил, и больше о той истории князь не выспрашивал. А Ян, поправившись, придумал тот самый язык жестов, которым теперь пользовались и его земляки, и остальные ребята в войске. Возможность общаться в полной тишине иногда здорово выручала. Да что там, всегда очень выручала, откровенно говоря. Только из стрелков ему пришлось перейти ко Гнату Рыси, в мечники — руки твёрдость сохранили, а глаза после той истории вдаль глядели уже не так.

Зная, что за стеной Вар с Немым, на дворе Ждановы, а на крышах Яновы парни, на душе было спокойнее. Особенно когда закрылась дверь за ушедшей с поклоном Домной. Она принесла и оставила на стольце возле кровати кувшины с водой, квасом и пивом, и миску с каким-то печевом. Одета была вполне прилично, глазами не сверкала и брови не гнула. Кажется, даже бюст как-то поменьше стал. Ведьма, наверное. Надо будет повнимательнее с ней.

— Спаси тебя Бог, лекарь, что сраму не допустил. И впрямь как околдовала меня чёртова баба, — мысли Всеслава «звучали» с нескрываемым смущением.

— Понятное дело, княже. Год под землёй с кротами да червяками аукаться — легко ли? А ты живой, не каменный. Гормоны — дело такое.

Интересно получалось: тело наше спало, набираясь сил после трудного дня, а мы, будто во сне, сидели за столом, друг напротив друга, такие разные внутренне, но совершенно одинаковые снаружи, и болтали обо всём, как старинные друзья. В этом сне он был в белой вышитой по вороту рубахе, синих не то шароварах, не то широких штанах и красных сапогах. На мне были привычные за столько лет халат и штаны, белые, а на ногах — удобные тапки из чёрного кожзама, в которых я оперировал, наверное, лет двадцать кряду. Кроме одежды отличало нас то, что Всеслав носил бороду и волосы до плеч, ну и непременный меч на поясе. В остальном же у стола сидели два совершенно одинаковых мужика между тридцатью и сорока, крепкие, поджарые.

Он рассказывал о семье, о своём времени, насыщая меня информацией и открывая всё новые участки в своей, а теперь нашей памяти. Я говорил о своих временах, о жене и детях. Но в основном, конечно, о работе, которая всегда занимала бо́льшую часть моей жизни. И поражался, слушая в ответ его очередное изумлённое: «а у нас не так!». Сколько же всего можно сделать, имея хоть базовые знания о санитарии, гигиене и терапии! Про хирургию и травматологию уж молчу. Сколько людей можно было спасти и вернуть в строй! А скольких ещё предстояло выручить и вылечить?

К утру, когда молодое и здоровое тело показало, что отлично выспалось и готово к абсолютно любым свершениям и подвигам, заставив нас, будто смотревших на него со стороны, как на горячего боевого коня или танк на параде, улыбнуться, переговорено и обсказано было столько всего, что и не упомнишь. Но я теперь знал почти всё, что хранилось в голове у Всеслава, а он ведал очень многое из того, что и я. Хотя многие предметы, вещи и понятия по-прежнему оставались для него загадкой.

Сполоснувшись наскоро над кадушкой и удивившись тому, что вместо привычных зубных щёток и паст тут была канопка, небольшой горшок вроде чашки, с отваром, в котором чувствовались хвоя, полынь и дубовая кора, пошли на двор. Я только подумал о том, что неплохо было бы зарядочку сделать, как привык за жизнь, давая себе послабления крайне редко, как Всеслав согласно кивнул и направился вниз по всходу, приветствуя бойцов. Те желали доброго утра и улыбались ему. И их искренность грела и светила, как летнее Солнце.

На двор начинали подтягиваться те, кто не был занят на постах. Застучали друг о друга палки и шесты — мечники и копейщики, отроки и дружинные, тоже разогревали мышцы.

— Доброго утра, княже! — Рысь, как и всегда, подобрался совершенно бесшумно. Но Всеслав учуял его, ветер донёс запахи. И знакомые, и неожиданные.