Глаза принца после вчерашнего смотрели на меня так, словно требовали ответа — ответа на привязанность, которая читалась в этом взгляде.
Все, то, о чем я втайне мечтала и не смела надеяться получить.
И вдруг, так просто, это желание исполнилось, но не покидает ощущение, что все это какой-то сон, который вот-вот растает словно туман. Сон, от которого кружится голова и трепещет сердце.
Проснуться не получается. Тогда я прыгну и утону в этом чувстве с головой.
Поднявшись на цыпочки, я дотянулась до щеки Кайдена и запечатлела на ней мимолетный и невинный поцелуй.
— Спасибо тебе. Мне гораздо лучше.
Видя, как он взволнован и потрясен, сердце в моей груди встрепенулось и расправило крылья, готовясь к своему последнему полету.
22
— Доброе утро! — меня чмокают в щеку.
Моргаю и, в состоянии полудремы, игнорирую любвеобильного Кайдена, огибаю его могучую фигуру и тянусь за предназначенной мне чашкой крепкого чая.
Горячо. Хорошо. Ко мне возвращается желание жить. Разлепляю веки и лениво наблюдаю как управляется с яичницей на плите принц.
Количество доставляемых прямиком из особняка готовых блюд за минувшую неделю сократилось вдвое. Чаще всего Кайден справляется с готовкой несложных рецептов сам. Например, ему мастерски удается глазунья.
Кто бы мог подумать?
Если бы не это наше совместное проживание, я бы никогда и не узнала, что его высочество — прирожденный шеф-повар.
Закончив с готовкой, Кайден раскладывает яичницу по тарелкам и ставит передо мной глазунью из двух яиц и помидорных долек, уложенных в виде улыбки.
После того дня прежний Кайден больше не возвращался. Чем больше проходит времени, чем больше я получаю непривычной для себя заботы, тем больше то странное мгновение кажется мне миражом. Иллюзией, игрой моего воспаленного болезнью мозга, ночным кошмаром, что исчезает с рассветом.
Поднимаю на него глаза через маленький стол. Принц щурится и улыбается, уголки моих губ сами собой растягиваются в ответ.
Когда именно нам стало так привычно улыбаться друг другу? Не успела я опомниться, а мы уже ведем себя словно парочка новобрачных в медовый месяц.
Правда, с единственной разницей: мы не спим вместе. О, и поцелуев, кроме как в щеку, тоже не было.
В прошлом было сложно осознать, что он, который живет в моих самых светлых и радостных воспоминаниях, и тот, кого я встретила в реальности — один и тот же человек. Непросто было и привыкнуть к презрительному к себе отношению, ожидая иного.
Однако к хорошему времени легко приспособиться. Не то чтобы я воспринимаю такое отношение как нечто должное или питаю какие-либо надежды.
Нет. Все гораздо проще.
Я не могу вспомнить, какой я была до «Лиссандры». Ее память, ее чувства — сложить их в ящик и спрятать его на задворках сознания не получается. Я словно на тонущей лодке в открытом море. Сколько ни выгребай из нее воду, промокнешь насквозь и утонешь с головой, не добравшись до берега.
Граница между нами настолько истончилась, что уже непонятно, где кончается «она» и начинаюсь «я».
А кто вообще такая эта «я»? Существовала ли когда-то? Может, то был просто сон? Ни имени, ни личных данных…Ничего. От меня не осталось ничего.
Мне снится, что я — Лиссандра. Или…Это ей снится, что она — это я? Прямо как в той легенде про бабочку и генерала. Где же реальность, а где фантазия?
Настоящие ли эти чувства? Искренняя ли любовь?
Я не знаю.
Но я знаю, что больно. Так может, раз эта боль чувствуется, а значит, она реальная, то и мои чувства к Кайдену — сложные, запутанные, омраченные чувством вины и стыдом — тоже реальны?
Знаю точно, что я уже до самой смерти никуда не денусь от Лиссандры. Без нее я — ничто. Меньше чем воздух и неразличимей тишины. Меня не существует.