Где-нибудь в стогу душистом
Упадем.
Колхозные луга я заменил на зелёные. Здесь колхозов отродясь не знали и меня бы никто не понял. Я и так про трудодни пропел. Народ веселился. Мне даже стали хлопать в такт. Какая-то казачка лет 30–32 стала пританцовывать рядом со мной. Постукивали каблучки, когда кружилась, яркая цветастая юбка ниже колен, расправлялась, как юла. Я стал пританцовывать вместе с ней. Когда пел про то, как общупаю и потом всё сниму с залёточки, хохот усилился. Смеялись девушки, женщины постарше. Парни и мужики. Старики, улыбаясь, качали головами. Хохотала Цесаревна.
А от мыслей энтих чтой-то подымается
Не в штанах, конечно, а в моей душе.
— Самарин! Бесстыжий! — Всхлипнула от смеха Ольга. Пашка мне показал большой палец.
Ведь душа томится, ведь душа то мается
Не идет обманщица, за полночь уже.
Не пришла родимая, не пришла гадюка…
— Обманула что ли? — Воскликнула какая-то девушка. — А он то размечтался!
А из соседского клозету ну такая… ВОНЬ!
— Андрей! Фу какая гадость! — Хохотала Ольга.
Эх, зажму я красоту в мозолистую руку.
И пойду дослушивать,
Что хнычет мне гармонь…
— Оля, почему гадость? — Спросил её, когда перестал петь. — Запомни, что естественно, то не безобразно.
Народ веселился.
— Молодец, хлопче. Вот, это по-нашему. — Улыбаясь и поглаживая ус, сказал атаман. Потом ещё пели песни и под гитару, и под гармонь. Пели народные песни, плясовые. Танцевали. В том числе и под современную попсу. Нормально так провели вечер. Наконец, атаман дал отбой.
— Всё, расходимся, станичники. Завтра будний день. Страда у нас началась. Сенокос. А после хлеба убирать будем, ячмень, рожь, овёс. Работы много. Осень гулять будем.
Вот это правильно. Подошёл к Ольге. А красиво она смотрелась в наряде казачки. Сделал руку кренделем.
— Разрешите-с, мадемуазель, сделать Вам вечерний променад?
Она чуть присела.
— Извольте, сударь. — Взяла меня под руку.
— Пардон, дамы и господа, станичники. У нас вечерняя прогулка. — Сказал всем находившимся на подворье у атамана. Нам улыбались вслед.
— Иди, Андрей, прогуляйся с нашей лебёдушкой. — Засмеялась жена атамана.
Шли с Ольгой по улице. Она раскраснелась, поглядывала на меня, и улыбка не сходила с её лица.
— Чего такая счастливая, Оль? — Спросил у неё.
— Ничего. Андрей, а ты совсем бесстыжий, такие песни петь. Поднимается у него. Так я и поверила, что не в штанах, а в душе.
— Лёль, одно другому не мешает.
— Конечно, не мешает. Вам, парням, это вообще никак не мешает.