должно
быть.
- Шшш, шш. - Он укачивал её в своих объятьях. Никогда и никого он ещё не утешал подобным образом. И тоже чувствовал себя неловко.
- Я т-так тебя н-ненавижу. - Она так сильно всхлипывала, что её тело сотрясалось от рыданий, а слёзы намочили его грудь.
- Я знаю.
- Когда меня не станет, ты... ты с-скажешь моим детям обо мне? Ты он них п-позаботишься?
- Просто успокойся, Элизабет.
- Почему вы с Саройей просто не оставите меня в покое? Я всего-навсего хотела жить.
Почему от этих слов всё у него внутри переворачивалось? Либо в нём пробудилась совесть, либо Элли Энн Пирс была его Невестой.
Оба случая были для него губительны. Потому что каждый из них означал, что погибнет не Элизабет, а он.
Единственной возможностью избавиться от его клятв перед Ллором была его собственная смерть.
Она не моя, она не моя...
ГЛАВА 35
На рассвете Элли проснулась от стонов Лотэра.
Она поморгала, удивившись, что лежит голая - и в одной с ним кровати. Он был одет лишь в тёмные джинсы и прижимал её к своей обнажённой груди.
Как они оказались в этой позе? Она не помнила, что случилось после того, как она стала рыдать, а он поглаживаниями мягко её успокаивать.
Так, всхлипывая,
она и уснула.
И хотя она всегда гордилась тем, что никогда не ревела, вчера она выплакала просто океан слёз.
Но как она могла не плакать? Прошлой ночью она испытала весь спектр ощущений - от самого неописуемого удовольствия - до самой ужасной боли, и всё это исходило от одного мужчины.
Который сейчас, очевидно, был охвачен кошмарным сном. Видел ли он какие-то жуткие воспоминания?
И даже после всей боли, которую он причинил и ещё успеет причинить в будущем - она чувствовала к нему долю сочувствия.
Выбравшись из его рук, она поднялась на колени и наклонилась к нему.
- Лотэр? - Пробормотала она, в горле першило.
Мышцы у него на груди напряглись с такой силой, что казались туго переплетёнными
под покрытой потом кожей. Он кричал по-русски, его пальцы скручивались, словно в агонии.
Что мне сделать? Должна ли я к нему прикоснуться?
И хотя он снова и снова кричал, его тело оставалось пугающе неподвижным, словно
он не мог
шевельнуться.