— Па-ап!
— А? Чего? — отвлёкся от капота Михалыч. Мы к тому времени уже сняли карбюратор, вытащили свечи, отсоединили и разобрали сцепление. Я был как свин весь в масле, но счастливый — донельзя.
— Чего, дочка? — пришёл механик в себя. Перед нами стояла та, кто командовал разбором зенитки. Девочка лет восемнадцать максимум, светлые собранные в хвост волосы, круглое лицо, средний рост. И личико очень милое, когда не злится.
— Обед. Обедать пора, — пояснила она. — Да и курьер тебе передал документы, наверное, его тоже ждут?
— Нормально всё, — отмахнулся я. — Я первый день, стажировка, сказали, под ногами не путаться — не до меня им там. Как будет ответ — отнесу. А тут хоть интересно.
— Так интересно, что ваш мат на пол-мастерской слышно? — заулыбалась девчуля и посмотрела на меня куда более лояльно.
— Что у вас там? Нашли в чём дело? — поинтересовался Михалыч.
— Да, пап. Коробка не при чём. И альфа тоже. Но и блок электронный поменяли на запасной — ту же ошибку выдал. Это что-то по нашей части.
— Слава богу! — Михалыч перекрестился. — Если по нашей — найдём. Ты это… В столовку пойдёшь?
— Па, на время глянь! — возмутилась девушка. — Я тебе уже со столовки всё принесла. Вы заняты были, так что… И этому тоже принесла. — Кивок на меня. — Раз он у нас, то он так с тобой и без обеда останется. Ты и глухого заговоришь, и немого разговоришь. А столовка в два закрывается. Всё правильно?
Часы показывали около часа. Но мы ведь к моменту её прихода и не закончили, это она нас оторвала.
— Всё правильно. Спасибо. Доня моя! — А это с улыбкой, мне. — Аль, дочь, а тащи прям сюда? Чего нам, кабанам, где наша не пропадала!
И когда девчонка отвернулась идти, произнёс тише:
— Я её маму уже с нею маленькой взял. Но знаешь, Саш, вот именно она прикипела — почище родных. В движках и в технике шарит — будто сам зачал! А родные кто чем занялись, кто экономистом, кто в историки пошёл, а старшая так вообще… Тюленей на Севере изучает. — Вздох. — Удивляюсь я с этой божьей воли. Как так-то?
Я на такое лишь пожал плечами.
— Главное, она тебя любит, Михалыч, это ж издалека видно. И дело твоё продолжит. А чего тебе ещё для счастья надо?
— Я — главный механик в Кремле, Саш, — не без удовольствия проговорил Михалыч. — И не потому, что глазки красивые. У меня для счастья всё есть. Но тут ты прав, жизнь прожита не зря, любит меня боженька!.. А я её, егозу, пуще всех остальных, и только перед Страшным Судом за то ответ держать стану.
— А много их у тебя? — поинтересовался я. Жён, детей?
— Жены четыре. Деток двенадцать. Девять девок, два парня, и вот, Алечка, Алевтина, свет души…
Для человека с четырьмя жёнами двенадцать не предел, и он над «не пределом» явно работает — не старый ещё. Но я про себя прикинул и понял… Я б с такой семьёй на работе сутками бы пропадал! Там же адский ад, наверное, дома? Эх, иной мир — иные реалии. Чёрт знает, когда привыкну?
Обед был простым, но сытным. Да, борщ из банок, стеклянных, с пластмассовой крышкой, но тут «что было — туда налили. Мы ж не к ним пришли, а они нам передали». Из чего вывод — в мастерской с их загруженностью это норма, передавать еду. А в небольших кастрюльках были аккуратно сложены куски жареной курочки, пюрешка и салат «Цезарь». У нас он называется «Московский», но «я» уверенно называл его «Цезарем», при этом сам не знал, почему. На третье же — бутылка кваса, причём молочная, в смысле в оборотной таре от молочных бутылок. Блин, какая же у «я» ностальгия при слове «молочные бутылки», пусть они ни разу формой не соответствуют — сделаны под пробку, как пивные. А заткнута, чтоб не разливалась, тоже пробкой, винной. Но раз ем в рабочее-крестьянской среде, то и жужжать не резон, и с одной бутылки, причём не родной для этого кваса, попьём, плевать на инструкции Горлицы.
— Ну что, пошли твоего царевича ублажать? — помыв после еды руки в железном рукомойнике предложил Михалыч.
— А чего он мой? — не понял, как реагировать, я. — Он свой, собственный.
— Да понял я, понял. Но тут, Саш, ситуация такая, — менторским тоном пояснил механик. — Мы — дружина. Люди военные. Если приказ пришёл, надо что-то сделать — то сделать это ты обязан, и не важно, хочешь, нет, занят или кое-что пинаешь. Это я тебе просто на будущее говорю, чтобы если что, не встрял. Парень ты хороший, башковитый, сразу видно далеко пойдёшь. Просто неопытный. И раз сказали шокер собрать — значит надо, и в лучшем виде, даже если блажь чья-то, даже если имитация деятельности, приказали — надо делать. Понятно?
— Дык, Михалыч, вещи ж прописные! — согласился я. — Я вообще-то из семьи военных. Мы, Годуновы, из бояр, царь Борис когда-то полки на татар водил.
— Умный! Историю знаешь! Говорю же, далеко пойдёшь. — Он мне задорно подмигнул. — Не забывай там меня, лады?
— Без базаров, дядь Саш!
Да, весело. Но я не смеялся. Хоть и было не по себе — они ж рано или поздно поймут, узнают. Но мне не хотелось прямо сейчас быть принцем, пускай его ещё чуток отдохну душой.
Вышли из гаража с «Колосками», и Михалыч сразу выцепил очередную спешащую по делам женщину:
— Где там Алевтинка? Найди, что делает, скажи, зову.