И проигрыш. Соляки наше всё. Но тема такая, что не разгуляешься, это тебе не «Child in Time» глубоко-пурпурных, и настал момент, когда гитара замолчала. Всё.
Пауза. Народ смотрит, ждёт ещё чего-то. Понимаю и сам, что мало, надо ещё. Нельзя «сажать» зал! Закон сцены! И мой зал как раз раскрыл в удивлении зенки и посмотрел в мою сторону: «Ого, а чё там такое?» И если его сейчас обломать, не то, что впечатление смажется, но и я предстану перед гостями мероприятия как некий… О, как мышонок с песней «Какой чудесный день». Как-то так будут ко мне относиться. Играть надо, но что? Что, блин⁈
А хотя… Почему б и нет? Раз начал с этой ноты — продолжаем. Панки грязи не боятся.
— Следующая песня тоже детская. Почему? Потому, что шестнадцать это граница, рубеж, когда детство заканчивается и начинается взрослая жизнь. И сегодня, в последний день твоего детства, я хочу пожелать, чтобы в тебе всегда, всю твою взрослую жизнь оставалась детская вера в чудо, в победу добра над злом, и главное, чтобы в твоём сердце всегда жила надежда, что рано или поздно, но в итоге всё будет хорошо.
Снова по струнам, проигрыш. Звучание мягкое, бархатное — пожалуй, даже получше, чем у той гитары, что подарила Женя.
Время быстротечно. Всё меняется, как написано на кольце царя Соломона. Но не надо жалеть о прошлом — нужно смотреть в будущее. Смотреть с высоко поднятой головой и огнём в сердце.
Да, Ань, у тебя в прошлом свои беды — унижения и остракизм. У меня — потеря памяти. Но не важно что было, важно то, что мы построим в будущем. Я уже добился независимости от сестёр и мамы, заставил с собой считаться, а это было непросто. И теперь смотрю на мир с широко распахнутыми глазами, готовый рвать и метать, но выгрызать себе место под солнцем. И то же самое должна сделать ты. И если ты не сможешь — никто не сделает этого за тебя. Такова жизнь, именно так работает этот мир.
Да, всё будет хорошо. Нет следа за кормой, никакие вчерашние обиды не имеют значения. Мы просто идём вперёд… И всё, чего достигнем или нет, зависит от нас. Об этом моя песня, и, судя по тишине в зале, народ это понял.
Тишина, и все смотрят на меня. «Ещё» — общая мысль, которую никто не говорит вслух, но которая отчётливее ясного витает в атмосфере клуба.
— Вы хотите песен? Их есть у меня! — ответил я одесской поговоркой и продолжил трешак. Именно трешак, ибо про то, что на совершеннолетие битой жизнью рослой девахи буду исполнять детские добрые песни, и зал примет их на ура, я мог подумать в последнюю очередь.
— Следующая песня — про доброту. Мы должны хранить чуточку её в своём сердце, чтобы не скатиться до уровня животных. Ибо нас от них отделяет именно это — они живут инстинктами, а мы видим границу между добром и злом. И совершая первое, прокачиваем себя, возвышаемся над этим бренным миром. А от себя я ещё добавлю: Ань, как бы ни было плохо — улыбайся! Всегда улыбайся! Не представляешь, как это дико всех раздражает!..
Наконец, смешки по залу, а я начал. Вез вступления, сразу в галоп:
Когда спускался по ступенькам, мне хлопали. Все, и дети, и взрослые. Раздавались приветственные крики. И даже часть персонала, кто мог, выглядывали из разных мест — видимо, слушали чудика, поровшего этакий сюр. Когда поставил гитару на место и сел, почувствовал что что-то не так. Но не успел приняться за еду, как… Аня разревелась. Просто раз, и ударилась в мокроту, причём навзрыд.
— Маш… Меняемся.
Всё понимающая сестра пересела, я же подвинул её стул к хозяйке мероприятия, подсев ближе, и уткнул заплаканную мордашку себе в плечо.
Так именинница и сидела, ревела, постепенно успокаиваясь. Я гладил её по голове, шептал нежные слова, которые, к слову, помогали. А Маша тем временем взяла бразды правления столом в свои руки и начала развлекать гостей, что-то рассказывая и подбираясь к тосту — слуги таки принесли нам и вина, как бы пора, и первыми тост (после своего прибытия) говорить должны как раз мы, самые именитые и важные гости из присутствующих. А конкретно она, как более старшая в паре. На нас с Аней смотрели с пониманием, местами с покровительством… И я вдруг прочёл в глазах гостей, причём не только тех, кто приехал со мной, но и тех, кто был здесь до, что и этот клуб, и эта девушка, теперь мои. Моя собственность. За которую я буду нести ответственность, ибо сам взвалил её на себя. И эта мысль не вызывала неприятия и беспокойства.
Глава 9
Бизнес-план
— Так что вот так, только эти деньги меня и спасли, — закончил я короткий рассказ о своей жизни после пробуждения. — Что под стеной мне накидали, да «у Соньки».
За столом установилась тёплая атмосфера, музыкантки по просьбе играли тихо, и слушал нас весь стол, включая тот конец — нас на самом деле не так и много, чуть более двух десятков -меньше, чем класс в средней школе.
— Знаешь, Саш, — покачал Гена головой, бросив взгляд на мою пылающую жаром, но из последних сил молчащую сестрёнку, — это не очень хорошо — вытаскивать сор из избы. Мои б за такое меня по головке не погладили. — Теперь опасливый взгляд на вмиг нахмурившихся сестёр, которые «не погладят по головке».
— А чего б было не попросить? — это подружка Ани, Инна Романовская — деятельная девушка, уже познакомились. Именно в этом смысле, потеряла страх и мне глазки строит — и не Машки, ни тем более княжён не боится. Самоубийца или «безумству храбрых поём мы песню»? Невысокая шатенка с круглым лицом, дочь личных дворян, но сама на личное пока не заработала… И судя по виду, не хочет. Ну да бог с нею, у нас свободная страна, отличится на поприще — и с нею «задружу». — Попросил бы, и всё. Тем более ты мальчик — как можно отказать мальчику — сыну и брату?
— Не верь, не бойся, не проси! — высокопарно произнёс я.
— Но мы ж не в тюрьме, — заявила с того конца Катя Милославская. Тоже высокая девушка, как и хозяйка, но чутка пониже, атлетического, но не брутального телосложения, и, наверное, самая взрослая из присутствующих — лет двадцать пять на вид. А ещё от неё шёл мощный ореол силы — сильнее я ощущал только сестру. То есть неслабая одарённая… Что, учитывая знатность рода, нормально.
— А при чём тут тюрьма? — спросил кто-то.
— Это присказка сидельцев, — пояснила боярышня. — «Не верь, не бойся, не проси». Таковы законы жизни в тюрьме. Саш, но ты же не в тюрьме!
— «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!» — процитировал я.
— А это откуда? — сидящая рядом Соль поняла, что это цитата.
И что ей сказать? «Это „Евангелие от Сатаны“, а фраза принадлежит Воланду, он же Мессир, он же сам Лучезарный»? Ибо словосочетание «Мастер и Маргарита» тут не несёт никакой смысловой нагрузки.
— Один могущественный человек так проверял интересную девушку, которая оказала ему услугу — как бы ответил, но абстрактно, я. — Это из художки. Он должен был ей награду за помощь и ждал, попросит ли она её. Там сложно, в двух словах не объяснить — очень старая и интересная история. — Я отмахнулся. — Но истина и логика в этих словах есть. Просить у сильных — зашквар. Ты ставишь себя в униженное положение, а я не хочу унижаться. Можно только требовать, но на требования в семье я пока не заработал.
Странно, но хоть в мелочах сленг тут и иной, в целом феню мира Альтер-эго понимают. И может не все за столом знают слово «зашквар», но как минимум осознают контекст.