— Кажется, на сегодня я уже исчерпала свой лимит откровенности, — сказала я негромко, смотря вперед.
— Нет, малыш, мы только начали.
Я посмотрела на него. Он улыбался, глядя в зеркала и встраиваясь в поток движущихся автомобилей.
Вечерний час пик. Мы ехали довольно медленно. В салоне было темно, лишь свет от приборной панели, да от фар встречных машин освещали салон. Играла негромкая музыка.
— Тебе нравится то, что я заставляю тебя чувствовать? — Вдруг спросил Матвей.
Он действительно решил об этом поговорить?
Я посмотрела на него.
Я не буду отрицать. Я никогда не испытывала ничего подобного. Матвей делает меня другой, более живой что ли, какой-то настоящей… Трудно это описать словами. Кажется, это что-то всегда было во мне, а Матвей просто помогает этому выйти наружу.
— Нравится, — прошептала я негромко и посмотрела на свои ладони.
Конечно, нравится.
— Я хочу это знать, — он следил за дорогой и не смотрел на меня, — хочу знать, как влияю на тебя, хочу знать, что ты чувствуешь, хочу знать, о чем ты думаешь, — он посмотрел на меня, — все хочу знать о тебе, — мы остановились на светофоре и Матвей продолжил уже глядя мне в глаза, — я бы хотел, чтобы ты мне об этом рассказывала, не стесняясь.
В этом-то и проблема. Я не привыкла быть настолько открытой. Ни с кем.
Матвей погладил костяшками пальцев мою щеку, заставляя посмотреть на себя:
— О чем ты сейчас думаешь?
Я несильно прикусила нижнюю губу.
— Знаешь, писать тебе сегодня некоторые вещи было гораздо проще, чем говорить в глаза… Я до сих пор не верю, что все это сказала. Это вообще на меня не похоже на самом деле, — я улыбнулась, — и я чувствую себя сейчас очень неловко.
— Мне нравится то, что ты написала мне сегодня. Твои сообщения заставили меня одуреть от осознания, что именно я делаю все это с тобой. Именно я делаю тебя влажной на столько… — он посмотрел на меня и улыбнулся, — что тебе необходимо сменить белье. Снова.
Этот разговор может быть еще более смущающим?
— Прекрати, — я покачала головой и прикрыла глаза.
Матвей тихо рассмеялся.
— Знала бы ты, что я хочу с тобой сделать, — он посмотрел на меня и снова улыбнулся, — ты бы забыла о своей неловкости. Смущению бы тоже места не осталось. — И помолчав пару мгновений, добавил, — в принципе я планирую скоро избавить тебя от этих нелепых со мной чувств.
Матвей так легко говорит о подобных вещах.
— Интересно, — протянула я, — есть что-нибудь, что заставит тебя смутиться?
— Без вариантов.
Я улыбнулась.
Мы ехали некоторое время в тишине.
Мы не очень долго знакомы, но Матвей смог подобраться ко мне очень близко. Странно, но мне не хочется от него закрываться.
Трудно уместить внутри все, что он пробуждает во мне, оно растет и стремиться вырваться на волю и уже невозможно себя сдерживать. Слова, что вертятся на языке, готовы сорваться, и я выпускаю их на свободу:
— Никогда не чувствовала подобного… Никто никогда не вызывал во мне того, что вызываешь ты. Как ураган, подхватил меня и несешь, кружа в своем вихре, лишая воли и способности сопротивляться.
— Все еще хочешь сопротивляться?