А затем шумиха чуть поутихла, но меня схватили и куда-то поволокли. Всё вокруг мелькало, шум да гомон, ничего не понять, не разобрать.
Поняла только, что оказалась в какой-то камере, всё вокруг пахло плесенью, сыростью, гнилью и потом немытых тел «коллег по цеху».
Красная пелена, что до этого застилала глаза, начала проясняться. Зрение потихоньку стало возвращаться в норму, стук в ушах — утихать. Не знаю, сколько я там так просидела, казалось, что целую вечность.
Все мысли крутились уже не вокруг концерта любимой группы, а вокруг более насущных вещей. Это была не паника, а настоящий первобытный страх и непонимание происходящего. Какого чёрта тут происходит, и как я тут оказалась?
Всё время пыталась понять, где моё кладбище, где поле и что здесь творится?
— На выход! — раздалось громкое и хриплое со стороны приоткрывшейся двери.
Охранник… Да, у такой тюрьмы просто обязан быть страшный и вонючий страж.
Я просто стояла и смотрела на него, но, кажется, охранник хорошими манерами не обладал, поэтому просто подошёл ко мне, схватил за руку и поволок за шиворот куда-то к выходу.
— Эй, ты, громила, а ну поставь, где взял! — заорала я, моё воспитание тоже резко ушло в пятки вместе с сердцем.
Стало страшно, очень страшно, но этот субъект как будто бы не слышал меня вовсе. Воображение рисовало страшенные картины, одна хуже другой.
Он буквально втолкнул мою тушку в тёмный кабинет и сразу же удалился.
— Имя, — донеслось из тёмного угла.
Вздрогнула, но виду постаралась не подать, что мне страшно. Страх быстро перерос в откровенную дерзость, которую я не позволяла себе практически никогда. И тут дело не в воспитании, а скорее в инстинкте самосохранения.
— Где я?
— Разве я не задал первым вопрос? — Лицо мужчины показалось из тени.
Он был… таким, как показывали в кино, но и это не сыграло в его пользу, как, впрочем, и в мою.
— Имя? Да у меня не только имя есть, но и фамилия, и отчество! — Моему возмущению не было предела.
— Ну что ж, разумная моя, это тоже хорошо. Давайте знакомиться. Капитан Альберт Рих Штользерман.
Интересный мужчина, ничего не скажешь. Я присмотрелась: тёмные волосы, серые глаза, шрам на брутальном небритом подбородке. Симпатяга.
Стресс, видимо, берёт своё, разные глупости лезут.
— Студентка, Васильева Аврора Ивановна. Подскажите, любезный, на каком основании я была задержана? Вы нарушаете мои права.
— Ваши права? Какие могут быть права у нарвы вне закона?
— На основании статьи уголовного кодекса, — пояснила я, — Требую меня отпустить! Или адвоката!
— Интересно.
— Вы понимаете, что вы незаконно лишаете меня свободы?
— Нет, не понимаю. Где ваше клеймо? Чья будете? И куда берут у нас нечисть в студентки, кроме разве что… но нет…
Мои нарощенные ресницы трепетали вместе с моими нервами. Он что, издевался? Я что ему, щенок, чтобы клеймить? Кажется, я сказала это вслух.
— Не щенок, как вы понимаете, все мы под Богом ходим, но вся нечисть ходит ещё и под лессом, вашим хозяином. Кто ваш хозяин, разумная моя?
— Под каким ещё лес-с-сом? Почему вы, уважаемый, оскорбляете меня? — Я растягивала слова, чтобы до него дошло. Не понимаю, что они тут употребляли, но делиться со мной не надо.
— Ты, наверное, не местная, беглая, значит…