Я хватаю телефон, пытаюсь открыть переписку. Звоню на номер – "Абонент недоступен". Пробую еще – "Ваш номер заблокирован". Он выезжает со стоянки, даже не оглянувшись.
Я стою с испорченным тортом. Посреди улицы.
Пальцы трясутся. Мимо проходят люди. Смотрят. Кто-то сжал губы. Кто-то смеется.
А я... не знаю, как не разрыдаться прямо сейчас.
Моя работа. Мой труд. Мои шесть часов работы.
Даже больше этот торт – это надежда, что я могу начать новую жизнь, пусть с мелких заказов…
Этот заказ должен был быть первым шагом. А оказался пощечиной от мира.
А я уверена в своей работе на сто процентов.
Ярослав подъезжает к дому как раз в тот момент, когда я стою посреди двора с перевернутым тортом в руках. Коробка измята, крем уже течет по пальцам, Эйфелева башня безжалостно размазана по прозрачной крышке.
Он выходит из машины, делает пару шагов и останавливается, словно наткнувшись на невидимую преграду. Смотрит на меня с недоумением, и это недоумение быстро сменяется тревогой.
– Даша, ты что здесь делаешь? Что случилось?
Его голос пробуждает во мне чувство, от которого я едва держалась. Что-то хрупкое внутри наконец ломается, и меня начинает трясти. Сначала едва заметно, потом сильнее и сильнее.
– Все… все зря! – выплескиваю я, задыхаясь от слез, которые сами собой текут по щекам. – Я больше не могу, Яр! Все разваливается! Я… я даже дурацкий торт не могу сделать!
Ярослав быстро подходит ко мне, забирая измятую коробку с торта и ставя ее на капот машины. Он осторожно, почти с опаской, словно боится причинить боль, берет меня за плечи и разворачивает к себе.
– Посмотри на меня, – тихо, но уверенно говорит он. – Что произошло?
Я пытаюсь взять себя в руки, но слова вырываются наружу сами, обрывками и сквозь рыдания.
– Этот мужик… Заказчик… Он… Он сказал, что у меня руки не оттуда растут! Перевернул мой торт прямо на улице! – начинаю всхлипывать, захлебываясь от несправедливости и собственной беспомощности. – Он и не заплатили даже. Сказали, что я ничего не умею. А потом еще… она… она опять написала… Твоя Анна… Яр, я не могу больше!
– Нет у меня никакой Анны, – Ярослав напряженно выдыхает.
Лицо мгновенно становится каменным, мышцы на челюсти напрягаются, глаза темнеют от гнева. Но его руки по-прежнему держат меня мягко, словно боится, что если сожмет чуть сильнее, я рассыплюсь прямо тут.
– Даша, не думай о ней. Слышишь? Она специально тебя доводит. Не давай ей того, чего она хочет.
– Мне уже все равно, чего она хочет, – шепчу, – я устала. Я просто устала от всего этого…
Он обнимает меня, осторожно гладя по спине, словно я – маленькая девочка, которую нужно успокоить. И от его объятий становится одновременно легче и еще больнее.
Он пахнет так знакомо, по-родному, несмотря ни на что.
– Идем домой, – наконец говорит он.
Яр открывает дверь и помогает Кате выбраться из машины. Моя малышка бросается тут же ко мне и обнимает.
Касается моей ладони своими теплыми, липкими от конфеты пальчиками.
– Мамотька, а почиму ты пачишь? Тебе бойно?
От ее простых слов я всхлипываю снова, но теперь стараюсь улыбнуться.
– Нет, солнышко. Просто устала немножко.
– Не пйачь, мамуль, – тихо подбадривает меня, прижимаясь щекой к моей руке. – Папа дома. Мы теперь вместе, да?