– А что с ней? – отвечаю также дежурно.
– Ну как… она же болеет.
– Так мы уже три недели, как выписались из больницы.
– Ну кашель-то еще остался, – отпивает кофе. – Сама как?
Переводит разговор.
Я слушаю, как меняется ее интонация – старается быть заботливой, но я слышу фальшь в каждом втором слове.
– Пока не понятно.
– Ярослав вернулся?
– Да. Приезжал вчера.
– И что?
– Сказал, что ездил с друзьями.
– И ты поверила?
– Он показал фотографии, на байдарках катались.
– А он с кем в лодке-то был? Один?
– Говорит, что да.
– Даш… Ты в чат заходила?
– Больше нет.
– Она там фоток с Питера накидала. Ты ничего ему про это не скажешь?
Не понимаю, что у нее за игра. Что она задумала? Что хочет от меня? И от нас? И какая ее роль во всем этом?
– Нет. Не хочу ничего не знать об этом. Хочу ему верить.
Марина проводит кончиком языка по губам. Недовольно кривится.
Думает, думает. Я как будто что-то не так сказала.
– Сейчас простишь, всю жизнь будешь терпеть.
– Остаться одной с дочкой без денег?
– С деньгами я тебе помогу, не волнуйся. Я не хочу больше , чтобы ты плакала и страдала из-за него. Это же уже как зависимость. Эту простишь, но она никуда не денется. Всегда рядом будет. Между вами. А Катюша?
– А Катюша? Папа к ней приходит, я не запрещаю им общаться.
– Не запрещаешь? Даш! Очнись. Он потом будет брать ее на выходные. С ней знакомить. Отберет еще.
– Он знает, что ей со мной лучше.
– Быстро ты забыла, как он чуть в дурку тебя не сдал.
Зато она все это помнит. Каждую мелочь и деталь. Неужели она вот так хладнокровно могла залезть к нему в постель, а сейчас рассказывать мне о том, какой он плохой?