– Катюш, ты кашу будешь? – забираю дочку и вывожу из прохладной кухни, где все еще проветривается.
– Неа, хотю бинчики.
– Сейчас, я быстро уберу и напеку тебе. Хорошо?
Кивает.
Я машинально начинаю убирать кухню. Перемываю противни.
Виновата перед женщиной, конечно. Надо придумать, как исправить все можно. Может, еще один торт испечь?
Продуктов не хватит на второй торт. Надо ехать в магазин. А это собирать Катю, а до этого ее покормить. Это на час затянется. Потом пока выпеку, пока остынут, пока крем, украсить…
Присаживаюсь на пол, собираю бело-синие осколки от кружки.
Когда ездила на экскурсию, купила нам две коллекционные кружки. По вечерам часто садились и пили из них чай или кофе. В такие моменты именно из этих одинаковых парных кружек.
А сейчас одна из них разбилась. Как и мы. Не собрать ее больше. Не склеить так, чтобы не было видно, что случилось.
Пусть даже и случайно, но было же. Он был с другой женщиной. Касался ее, целовал, любил… Передергивает от мысли.
И в палец отдает резкой болью.
Кровь проступает тонкой линией на подушечке пальца.
– Ну, супер, – поднимаюсь и иду в ванную промыть.
Ключ в замке.
Щелчок.
Поворот.
Дверь.
Замираю. Дыхание перехватывает, и все внутри будто втягивается, как перед ударом.
Ярослав.
– Папатька!
– Привет, вишенка, – целует. – У тебя чего такие ноги холодные? Где твои носочки?
Я забыла их ей надеть…
Больница. Капельницы. Кашель изматывающий. Бессонные ночи с термометром.
Все разом перед глазами.
Я так замоталась со всем этим, что забыла о дочери.
– Холодина у вас тут!
Идет на кухню.
– Ёпт…
Заглядывает в ванную.