Пришла в себя только когда упала навзничь на его широкой кровати, изнемогая от не прекращаемых ласк, краем сознания отметила, что солнце начало садиться. Подскочив, как ошпаренная, я чуть ли не вылетела с кровати. Парень взглянул на меня, словно не понимая, куда я так засуетилась.
— Мне пора домой, — испуганно воскликнула я.
Часы показывали почти шесть, и я чуть не застонала от досады. Совершенно потеряла счет времени.
— Я отвезу.
— Нет, лучше сделай мой велосипед, — попросила я.
Нужно бежать от него без оглядки. Этот парень оказывает на меня какое-то совершенно ненормальное, гипнотизирующее действие. Я так могу еще на несколько суток застрять в этом доме, если он снова ко мне прикоснется.
— Он уже готов. Я его сделал.
— Эмм, спасибо, — поблагодарила я.
Быстро оделась, стараясь не обращать внимания, что меня откровенно разглядывают.
— Ну я тогда пойду, — я поспешила на выход.
Меня никто не остановил, и я даже почувствовала толику разочарования. Хотя, с другой стороны, я же сама так стремилась быстрее его покинуть. И отчего мне теперь так тоскливо на душе?
Только без привязанностей, Стеша. Хватит, что уже из-за Ника столько страдала. Кирилл для меня — это чистейшая физиология. Ничего больше.
Колесо было как новенькое, и я без труда крутила педали. Дождь закончился, в чужих дворах появились люди.
Не знаю, что мною двигало, банальное любопытство или же нездоровый интерес, но я повернула к дому Колчина. Только в этот раз я не разглядывала его передний двор, нет. Бросив велик в траве через проселочную дорогу, я бесшумно прокралась к глухому забору, услышав какой-то странный звук.
Даже за двором территория у Колчина была ухоженная вплоть до дороги. Спрятаться в траве не представлялось возможным, он регулярно ее косил. Но у высокого штакетника рос колючий боярышник, в который я, царапая лицо и пальцы, умудрилась залезть.
Стараясь не шуметь, я прислушалась к звукам.
Тяжелое дыхание, злое едва различимое бормотание. Какой-то странный хлесткий звук, точно от кнута. Проклиная свою натуру, я присела и взглянула в щель, чувствуя, как испуганно заколотилось сердце. Словно в предчувствии чего-то ужасного.
От увиденного отшатнулась, даже не чувствуя, как боярышник раздирает ладони, а растрепанные волосы цепляются за ветки.
Такого я не могла представить.
Глава 21
Моему взору открылась поистине чудовищная картина — на земле, под ногами взмокшего от пота мужчины лежало насмерть забитое животное. Я даже не сразу поняла, что это была бедная овца, так сильно ее шерсть покрылась кровью. В руках у Колчина был кнут, и им он застегал несчастное животное до смерти. Овца уже не шевелилась.
Не убил быстро, как это обычно делали деревенские, чтобы не мучить скотину. А именно забил кнутом. На его руках и лице были брызги крови, как и на рубашке.
К моему горлу подкатила тошнота, я зажмурила глаза от увиденного.
Да разве человек он вообще? Как так можно… Настоящее чудовище.
И не успела я даже собрать мысли в кучу и уйти от забора, как услышала кое-что, что заставило меня замереть на месте:
— Скоро и до тебя, рыжая сучка, доберусь.
Отшвырнув кнут, он выпрямился и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Размазал брызги еще больше.
Сердце мое стучало бешеным набатом, сигнализируя, что пора отсюда бежать. Если он меня увидит… Он же обо мне говорил! И истязая бедное животное, он тоже думал обо мне! Какой кошмар…
На негнущихся ногах я бросилась прочь. Перебежала дорогу, молясь, чтобы он меня не увидел. Так страшно мне даже перед медведем не было. Ведь медведь — это животное. У него все на инстинктах. А тут… Я не могла назвать этого… человеком. Он им не был.
Не выдержав, упала в траву около велосипеда, и меня вырвало. Мне было плохо, жутко мутило, но, стараясь не задерживаться, я поднялась и в трясущихся руках покатила велосипед вперед. Прочь отсюда. Прочь от этого кошмара.