И вот я уже собралась с силами поднять свой зад и удрать прочь с Алешинского двора, как внезапно узнаю женский голос, когда она выкрикивает «О, да! Сильнее!».
Это Леська. Сто процентов она.
Хмурюсь, ничего не понимая.
Что? Кирилл и… она? Это… странно. До этого момента я даже не подумала бы что они пересекались.
А потом, когда ей отвечает мужской голос, все внезапно становится на свои места. Ведь с Леськой оказывается совсем не Кирилл.
А мой Никита.
Первые мгновения я, кажется, совершенно ничего не испытываю. Просто продолжаю сидеть в полнейшем затупе, не шевелясь. Потом на меня с запозданием обрушиваются горечь и обида, в глазах в сотый раз за сегодня появляются слезы.
Я знаю, что сама виновата перед ним, сама храню постыдный секрет, произошедший неделю назад. Ведь не имею никакого права обижаться и злиться, но все равно меня накрывает. Мне плохо.
И если неделю назад я глупо верила, что все еще можно исправить, то сейчас с щемящей тоской на сердце я осознаю, что моя первая любовь закончилась. Мое детство закончилось. И мы с Ником больше не дети, рыбачащие на озере и пересматривающие диснеевские мультфильмы.
Прямо сейчас он трахает Леську в пыльном гараже, а я… Я умираю здесь за стеной. Но не от того, что разочарована в нем. Нет. Это не совсем честно.
Я умираю только от того, что снова осталась одинока. И от того, что закончилась определенная веха в моей жизни.
— Я люблю тебя! — страстный выкрик Леськи возвращает меня из моих тяжелых грез в реальность. Мое лицо щекочет высокая трава.
— Лесь, ты же знаешь… — с досадой отвечает ей Ник.
— Что? — в девичьем голосе боль и обида. — Ее любишь?
— Ты знала, я никогда не отрицал.
Я почти вижу, как он равнодушно пожимает плечом, потому что голос у него донельзя равнодушный. Прикрываю глаза.
— Как ты можешь… Я же все это время…
— Хватит. Это просто перепихон.
— А ее, значит, бережешь? Да она же шуганная. Бревном будет лежать, когда дойдет до этого! Да может и не целка вовсе!
— Лесь, вали домой. Я тебе говорил? Говорил. Ну что ты ожидала? — И после недолгой паузы: — Чего смотришь? Одевайся я сказал!
Всхлипывания Леськи окончательно выводят меня из транса. Поднявшись с травы, я, похрамывая, побрела в сторону калитки. Мне здесь больше нечего было делать.
Пройдя сотню метров от двора, я разулась. Освобожденные ступни словно вздохнули с облегчением. Связав шнурки между собой, я аккуратно повесила обувь на ближайшем суку. Мне они больше не нужны.
Домой пошла босиком.
Когда добралась до дома, было уже темно. Все легли спать.
Сполоснув в тазу ноги, я даже не нашла сил добраться до бани, чтобы помыться целиком. На меня навалилась вселенская усталость. Душа будто разодрана на кусочки.
В комнате было тихо.
Взглянув на пустующую Дуняшину кровать, я закусила губу, чтобы не закричать. Как мне ее не хватало! Почему она меня бросила?!
Спать не хотелось. Хотелось собрать себя воедино, заполнить черную жгучую дыру в груди чем-то, что могло бы отвлечь.
Анфиса не спала. Лежала на спине, безмолвно разглядывая узоры от занавески на потолке. Даже не вздрогнула, когда я подошла и присела на ее кровать. И только когда я осторожно легла рядом с ней, робко и с надеждой ее обнимая, она пошевелилась. Ее руки, пропахшие выпечкой, обняли меня в ответ и без слов прижали к себе. Накрыли нас обеих одеялом.
Так мы и лежали еще какое-то время в полнейшей тишине, прежде чем уснуть. Потерянные и беспомощные. Мы ничем не могли друг другу помочь. Могли только крепко обнимать, даря призрачную надежду на то, что все будет хорошо.