Было видно, что она недовольна происходящим, но веского слова в доме она не имела. А потому свое мнение оставляла невысказанным.
— Понятия не имею.
— Ничего. Позже пирог испечем. Отнесешь ему, извинишься, — изрекла мать. — Что поделать, неправильно друг друга поняли.
Я промолчала, хотя внутри меня опять закипал гнев. Ну, конечно. Неправильно друг друга поняли. Особенно он их, ага. Но признаться вслух что налажала именно наша семья она ни за что не сможет. Никто из них.
Поджав губы, я поднялась с лавки. На мне все еще была его футболка, а ноги были в грязи и прилипших хвойных иголках.
— Пойду помоюсь.
— Конечно, а потом отдыхай, — задабривала меня мать. — Вечером отнесешь пирог. Думаю, он уже остынет.
Пирог или Кирилл?
То, как они поступили с ним, по-прежнему не укладывалось в моей голове. А еще я вдруг поняла, что не имела права на ошибку. Я вообще не имела никакого права в этом доме. И если я хочу быть частью своей семьи, то мне придется с этим смирится.
Может, поэтому Дуняша сбежала? Потому что захотела право быть самой собой вернуть себе назад? Ох, как все сложно.
Оставив тяжелые думы, я отправилась в баню отмываться. И заодно стирать свою одежду.
Вечером, как мать и обещала, она всучила мне красиво упакованный горячий ягодный пирог, который мне помогла спечь Анфиска, и отправила к Алешиным. Кроссовки были еще мокрыми, поэтому я обула резиновые калоши, в которых обычно помогала в хлеву. Почему-то появляться в их дворе без обуви стало для меня постыдным. Я вдруг словно осознала, как выгляжу со стороны. Ну точно, дикая.
Дуняша была тонкой тростиночкой в отличии от меня. А про таких как я говорят кровь с молоком. Тугая грудь, покатые бедра, крепкие руки. Почти вся ее одежда была мне мала, но я умудрилась натянуть на себя одно из ее закрытых платьев. Волосы были вымыты душистым мылом и убраны в строгую косу. Я была сама чопорность вперемешку с добродетелью.
Пирог в руках казался свинцовой гирей. Мне было боязно и стыдно туда идти.
Спас на свою голову, называется. Да он меня теперь ненавидит!
Когда я появилась у калитки, дед Савва взглянул на меня беркутом, скривив губы. Я зарделась.
— Извините, а Кирилл дома?
Он все смотрел на меня, а я перетаптывалась с ноги на ногу, чувствуя себя полнейшей дурой. Как он меня еще метелкой не погнал со двора, удивительно.
— Огонек, ты чего не заходишь? — вдруг из ниоткуда появился Никита. — Что это так вкусно пахнет?
— Эээ, это для твоего брата. От моей семьи, — еле слышно проговорила я, отчаянно надеясь, что Никита не станет задавать навязчивых вопросов.
— Да уж, досталось ему, — покачал головой Ник. — Но ты не расстраивайся, ты ни в чем не виновата.
К сожалению, виновата кое в чем. Но уже никогда и никому в этом не признаюсь. Особенно Никите.
На сердце снова стало тягостно.
— Так чего стоишь? Заходи. Кир дома, — Никита ухватил меня за локоть и буквально затащил во двор.
Угрюмый дед Савва не отводил от меня прищуренных глаз, я даже могла поклясться, что он шептал в мою сторону проклятия. Интересно, почему меня еще до сих пор никто не выгнал? Вполне логично, если Савва скажет больше не приходить.
В доме Никита неожиданно заорал на всю гостиную:
— Кир, тут к тебе!
— Да не обязательно прямо сейчас, — шикнула я.
Я не была готова морально. Но было поздно. Фигура его брата появилась в дверях кухни, он посмотрел на меня пристальным взглядом.
В очередной раз я смутилась. Идея с пирогом была просто чудовищно глупой!