Я проснулась от того, что меня бесцеремонно тормошили за плечо. Открыв сонные глаза, я увидела прямо перед собой невозмутимое лицо Кирилла. В комнате было уже светло, я могла различить цвет его глаз. Но сегодня смотреть уже не хотелось.
— Просыпайся, нам пора выдвигаться, если мы не хотим, чтобы вся твоя семья появилась тут в ближайшее время, — провозгласил он, и, даже не удостоверившись, что я поднялась, вышел наружу.
Подскочив, я потянула футболку вниз и заторопилась за ним. На крыльце восторженно застыла. Я обожала такую погоду.
Лес дышал хвойной свежестью и влагой после дождя. Сквозь великолепные кроны густых елей и сосен пробивалось летнее теплое солнце. Глубоко вдохнув умопомрачительный воздух полной грудью, я обернулась на плеск.
В большой деревянной кадке, в которой блестела дождевая вода, Кирилл полоскал свою толстовку. Не обращая на меня ни малейшего внимания, он выжал ее как следует, разбрызгивая воду вокруг. Глядя на выступающие вены рук и напрягшиеся мускулы на обнаженных груди и животе, я зарделась. Конечно, из моей памяти теперь никогда не уйдет постыдный ночной эпизод.
Встряхнув мокрую вещь в последний раз, он, недолго думая, принялся натягивать ее прямо на голый торс. Меня аж передернуло.
— Она же мокрая.
Парень соизволил взглянуть на меня, стрельнув глазами.
— Вряд ли твои обрадуются, что их дочь катается по лесу с обнаженным мужиком.
Это точно. А мой вид был еще краше.
Торопливо вернувшись в домик, я подняла грязные комья сырой одежды и вытащила на свет на улицу. Платье было безнадежно испорчено в комьях грязи, глины, черно-синих разводах шикши и даже крови. Брезгливо бросив его на землю, я покачала головой. Я не смогу это надеть, оно в ужасном состоянии. На подвиг Кирилла я не решилась. Да и платье это дурацкое мокрым на меня вообще не налезет, оно и так по швам трещало, когда я его носила. Я из него давно выросла.
Единственное, что я не решилась проигнорировать, так это трусы. Обреченно подхватив влажный комок, я подошла к освободившейся кадке и проделала то же самое. Крепко выжав белый комок, я поспешно натянула их на себя, пока Кирилл заковырялся около мотоцикла. От неприятных ощущений мокрой холодной ткани, меня передернуло.
Все остальное — лифчик и убитые вхлам кроссовки, я швырнула в испачканное платье и завязала узлом.
— Готова? — поторопил за спиной парень.
— Да, — поспешно кивнула я и, приблизившись к нему со своим узелком, попыталась сесть позади.
Однако он остановил меня, ухватив за руку. Протянул шлем.
— Надевай.
Беспрекословный строгий тон даже не позволил мне подумать о том, чтобы пререкаться с ним. Ладно, как скажешь.
Послушно надев шлем, я села позади него. Козырек на шлеме создавал неудобства, поэтому мне пришлось повернуть голову набок и прижаться к спине Кирилла. Мотор взревел, и мы отправились в путь.
Пока мы ехали домой, я разглядывала лес. Страшно не было. Может, потому что в тайге было светло, а может, потому что я надежно держалась за сидящего впереди человека. Я старалась ни о чем таком не думать. Только смотреть по сторонам и размеренно дышать. У меня почти получалось.
Я заметила кое-что. Кажется, это была другая тропинка, потому что я почти не увидела кусты шикши, зато заметила на ней следы от протекторов. Кирилл ездил здесь множество раз, он знал дорогу. Окончательное чувство облегчения заставило расслабиться и улыбнуться. Черт возьми, ну и приключение!
Однако, моя улыбка тут же померкла, едва мы подъехали к моему дому. Почти все мои были на улице, что-то бурно обсуждали. У Архипа и Демьяна были в руках охотничьи ружья, которые в нашем доме хранились только для защиты от недобрых людей или нападений волков на кур. Сенька рыдал, хватаясь за Анфискин подол. Близнецы канючили что-то у отца. Наверное, пойти вместе со всеми на мои поиски, если собрались именно по этому поводу.
На звук мотоцикла обернулись все сразу. Увидев меня, мать прижала ладонь к губам и прикрыла глаза. Кажется, я оказалась права.
Затормозив, Кирилл дернул подножку и, не слезая с мотоцикла, молча уставился на мою семью.
Торопливо спрыгнув на землю, я сняла шлем и благодарно протянула ему. Он забрал его, даже не повернувшись ко мне.
Кусая губы, я смотрела как побледневшая мать приближается ко мне, оглядывая меня с ног до головы. Видок, конечно, был у меня так себе. Когда она подошла совсем близко, я увидела в ее карих глазах презрение и ярость.
— Мам, я…
Я даже не успела договорить и объясниться, как мою правую щеку обожгла сильная пощечина.
— Шлюха! Всю ночь пропадала не пойми где, пока мы тут места себе не находили! — заорала она. Ее злобный крик разнесся эхом над кронами сосен.
Щека горела, а я дрожала от нанесенной обиды, спрятавшись за спутанными волосами. Смотрела на нее исподлобья, не находя нужных слов.