Поднимаюсь на лифте на последний этаж. Уверенно шагаю мимо секретаря.
— Филипп Эдуардович! — возмущенно восклицает она, но я уже толкаю дверь и, пренебрегая условностями, вхожу в кабинет нашего дражайшего главы.
Богдан говорит по телефону, стоя у окна. Оборачивается на звук. Приподняв бровь, провожает меня недобрым взглядом.
Я невозмутимо следую к его рабочему столу. С шумом кладу на него папки с контрактами, сверху которых лежит заявление.
Брат, приближаясь, продолжает разговор.
— Я тебе перезвоню, — протягивает, пробегая глазами по моей бумаге. Завершив звонок, уточняет: — И к чему это?
— Я увольняюсь. Ставлю тебя в известность, как непосредственного руководителя, — чеканю в ответ.
— Филипп, да что опять за истерика? — с нетерпением кривится брат.
— Попрошу свое драгоценное мнение оставить при себе. Не всем оно интересно. Просто подпиши заявление, и дело с концом.
— Ты из-за Тбилиси так? — спрашивает с невинным удивлением. — Ну нет у меня времени рассусоливать! Как смог, так и поставил тебя в известность. А с мнением своим ты побольше моего лезешь! По Казахстану твоими умозаключениями никто не интересовался…
— Вот именно! — подчеркиваю я. — Видишь, все к лучшему. Ты себе с легкостью найдешь номинального зама. А я поищу более подходящее место.
— Слушай, у меня твои обидки уже в печенках сидят! Мы же оба знаем, что дальше дешевого представления для одного зрителя, — указывает на себя рукой, — эта возня с заявлением никуда не пойдет.
— Слушай сам, — цежу в ответ. — Клоун здесь один. И это ты! У тебя здесь возня и дешевые представления! Как раз в них я и отказываюсь участвовать!
Отрадно видеть, как с лица брата сходит самодовольная ухмылка.
— Когда же ты уже повзрослеешь⁈ — гремит он. — И перестанешь вести себя, как сопливая девчонка⁈
— Попридержи язык! — грожу, ощущая, как начинают чесаться мои кулаки!
— Не указывай мне, Филипп, — ожесточенно парирует брат. — Тебе стоило внимать каждому моему слову! Наблюдать за каждым моим действием! Перенимать мои навыки и умения! Вместо этого ты только и делаешь, что как болванчик носишься со своими обидами! Настоящие мужчины себя так не ведут!
— А-аха-ха! — забавляюсь от всей души. — Богдан! Тебе ли говорить о настоящих мужчинах? Это кто по-твоему? Раздутый от самомнения хам, который даже собственную жену не уважает⁈
Теперь лицо брата теряет вообще все эмоции, превращаясь в каменную маску.
— Да кто угодно, только не ты, Филиппушка! — спокойным, но пропитанным яростью голосом говорит он, выделяя мое ради унижения исковерканное имя.
Говорит и напрочь отключает мой разум. Выжигает любую способность соображать!
— Я тебя предупреждал! — угрожающе восклицаю.
В голову резко ударяет кровь! Адреналин рвет вены! Злость норовит растерзать меня изнутри, если я сейчас же не дам ей выход!
Кидаюсь к Богдану и хватаю его за грудки. Он тут же сбивает мои руки. Целясь в лицо, пытаюсь нанести удар, но мажу.
— Ух, Филиппка! — ухмыляется Богдан, когда я предпринимаю еще одну попытку врезать ему. — Давай, уже лучше! Еще немного и за мужика сойдешь, Филиппчик!
Он ржет и позерничает, будто уходить от моих ударов для него плевое дело. Но я пру напролом! Я тебя достану, гад!
— Ладно, ладно, успокойся. Надоело, — отталкивает меня брат. — Ты как назойливая муха! Живот не надорви!
— Заткнись уже! — рычу, вкладывая в очередной удар всю силу.
Мой кулак пронзает болью, зубы скрипят от натуги, грудь переполняет взрыв удовлетворения, ведь Богдан не успевает увернуться и смачно получает по челюсти. Пошатнувшись, он впивается в меня помутневшим взглядом. Ну что, теперь не так весело?
— Ах ты ж, сволочь! — морщится брат, коснувшись лица.