Эдна Корвейн
Я корчилась от боли, катаясь по полу, а в кресле откинул голову невменяемый Асгар. Должно быть, молодой дракон был мертв. А еще в ушах стоял звонкий смех его белокурой любовницы.
Я УБИЛА ЧЕЛОВЕКА.
Дракона.
Нет, это моя драконица сделала.
Ну, так это же я ее не контролировала.
Ненавижу свою вторую часть, которая досталась от «папочки»-дракона, предавшего маму. Как же больно. Почему она продолжает мучать меня? Надо было выпить больше снадобья, чтобы заглушить зверицу.
Надо выпить всё снадобье, которое прислал папа, чтобы избавиться от драконицы раз и навсегда.
Она шипела в голове: «Я тебе помогла. Этот урод издевался, унижал, заставлял делать ужасные вещи… Ты бы предпочла развлекать его? Стать подстилкой и посмешищем?»
МЫ УБИЛИ ЧЕЛОВЕКА!
Сознание не покидало, лучше бы я уплыла в обморок. И даже ломающиеся кости так не сводили с ума, как понимание того, что я убила человека. И на помощь не позвать. Может, богинечка смилостивится, и я тоже умру в этой комнате? Внутри бесилась драконица, и бушевал поток силы, скручивался вихрем, распирая изнутри. Казалось, меня просто разорвет.
Я видела девушку с рыжими волосами, которая плакала над Асгаром. Ландия? Видела незнакомого мужчину, который взял на руки тело молодого дракона и исчез с ним в портале. Нос уловил запах сандала с привкусом …ректора.
Меня кто-то встряхнул, а драконица оглушила шипящим рыком. Ректор смотрел мне в глаза. Он словно разговаривал с моей зверицей, без слов, через хмурый строгий взгляд –властный, подчиняющий, нетерпящий возражений. Радужки с фиолетовым ободком сыпали искрами по сторонам. Привидится же от страха.
Страшно стало не только мне. Рык драконицы постепенно стихал, превращаясь в скулеж с недовольными завываниями. Пока она окончательно не сдалась и не улеглась глубоко в сознании, прячась от ректора.
Боль схлынула, но напряжение, рвущее изнутри, никуда не делось, заставляло тело биться в конвульсиях. Казалось только крепкие руки ректора, сжимающие за плечи и не дают телу развалиться на куски.
Он притянул, уложил мою голову себе на грудь и сжал еще крепче, сдерживая мою дрожь, стал гладить по спине. Шептал, успокаивая.
Как вкусно пахнет господин Луцер. Как хорошо в его крепких объятиях, когда он не сверкает злыми фиолетовыми глазами, а нежно шепчет на ушко и ласково гладит по спине. Стало не разобрать –дрожу я от силы, скопившейся внутри и рвущейся наружу или по телу бегут мурашки незнакомого предвкушения, превращаясь в мелкие волны удовольствия, вызывая пульсацию в животе.
Только бы не отпускал. Так легче. Мне уже лучше. Правда, теперь внутри всё горит. Ногу обожгло горячее прикосновение чужих пальцев. Ректор залез мне под юбку и гладит ногу? Что он делает? Как это ужасно неприлично… аж дыхание перехватывает…
— Тшшш, я только потрогаю, маленькая. Расслабься.
Меня потрогает? Под юбкой? Я простонала, когда рука забралась выше. Пальцы тронули краешек панталончиков и нагло залезли под него. Пульсация внизу живота усилилась, спустилась ниже между ног. Он это чувствует? Как неудобно… О чем я думаю? Он залез мне в панталончики… и прошептал:
— Влажная для меня.
Я? Как же так? Почему я там влажная? Дернулась отстраниться. Но вторая рука ректора прижимала так крепко, а голову оторвать от его плеча было так стыдно. А он трогал настойчивым пальцем то место, которое самой-то неудобно трогать. А его губы горячо шептали:
— Не бойся… — и целовали нежно кончик ушка, и зарывались в волосы.
Я утыкалась в плечо и жмурилась сильно-сильно, хоть он и не мог видеть. И пыталась сдвинуть ноги, раз не могла отстраниться от его руки, но там стало только горячее от этого, и похоже совсем мокро. А он только усилил напор и вытворял пальцем непристойные вещи, ласкал под панталончиками настойчивыми поглаживаниями, которые переросли в мелкие толчки, вторящие моей пульсации.
Пока неожиданно внутреннее напряжение не взорвалось и не прокатилось по телу яркой волной удовольствия. Стон сдержать не получилось. Хоть я и старалась. Я впилась зубами в рубашку, но всё равно продолжила тихо постанывать, пока тело успокаивалось.
Наглые пальцы выскользнули из панталончиков, поправили на место сдвинутый кружевной краешек. Я вцепилась в рубашку руками сильнее. Так стыдно мне еще никогда в жизни не было. И так хорошо. И еще более стыдно из-за этого. Он точно понял, что мне понравилось. О, неет.
— Умница моя. Хорошая девочка, — хриплый шепот вызвал мурашки.
Он еще и хвалил меня? Он точно всё понял.
— Маленькая моя, всё позади. Всё получилось. Обошлись без инициации.
Ооооо, драконица довела меня до того, что сам ректор готов был меня инициировать? Щеки горели нещадно. Я никогда не оторву голову от мужского плеча. Как смотреть в эти фиолетовые глаза? А внутри что-то йокнуло и сердечко затрепыхалось стоило подумать, что сам ректор мог бы заняться моей ...инициацией…