"Дом у моря?" — хихикаю я. "Только если ты научишься готовить."
"Я уже мастер бутербродов!" — ухмыляется он. "А ты что хочешь?"
"Чтоб мы всегда так ржали," — говорю я, и это правда. "И собаку. Но чтоб ты её выгуливал."
"Собаку?" — он прищуривается. "Только если она не жрёт мои кроссы."
"Договорились!" — ржу я, беру его за руку, и он сжимает мои пальцы. Но телефон пиликает, и он тянется к нему. "Серьёзно?" — вырывается у меня, но я смягчаю: "Оставь эту штуку, мы же в отпуске."
"Минутка," — бормочет он, и я закатываю глаза.
Я звоню Лене, пока мы ползём в пробке. "Лен, мы в аэропорту скоро!" — ору я, как будто выиграла лотерею.
"Ааа, фотки, Анна!" — вопит она. "И не давай Михаилу сгореть, а то он будет ныть!"
"Уже запасла крем!" — хихикаю я. "Будем как в кино?"
"Как в лучшем ромкоме!" — ржёт она. "Только без ссор." Я кладу трубку, и её слова звенят в голове. Ромком. Именно это я хочу.
Я смотрю на Михаила, который отложил телефон. "Эй, а если мы останемся на Бали?" — спрашиваю я, ухмыляясь.
"Ты и я, хижина у воды?" — он прищуривается.
"И коктейли каждый день," — подмигиваю я.
"Ты меня убедишь," — говорит он, и его голос тёплый, как закат. Я улыбаюсь, но в голове мелькает вчера — его отстранённость, его взгляд. Я мотаю головой: "Анна, хватит..." Просто усталость, просто свадьба.
Машина подъезжает к аэропорту, и я чувствую, как сердце бьётся быстрее. "Это наш старт," — шепчу я, глядя на толпу у входа. Бали ждёт, и я не дам ничему — ни нервам, ни дурацким мыслям — это испортить. "Ты замужем, Анна, и ты готова," — твержу я, сжимая руку Михаила.
Самолёт и внутренний бунт
Самолёт гудит, как пылесос, а я сижу, зажатая у окна, и думаю, что моё тело официально сдаётся. "Медовый месяц, Анна, ты летишь в рай," — бормочу я, пытаясь устроиться на сиденье, которое явно делали для гномов. Михаил дремлет рядом, наушники болтаются на шее, а я смотрю на облака, похожие на взбитые сливки, и хихикаю: "Ну, хоть вид не отстой." После аэропортного марафона — очереди, проверки, Михаил, который чуть не потерял посадочный билет — я готова к Бали, как к спасению.
Я тянусь за телефоном и открываю заметки. "День первый: я замужем, и это как прыгнуть в бассейн, не зная, есть ли вода," — пишу я, ухмыляясь. Михаил спит, похожий на большого щенка, и я вспоминаю, как он однажды пытался починить мой тостер. Этот гений чуть не устроил пожар, размахивая отвёрткой и вопя: "Я всё контролирую!" В итоге мы заказали пиццу, а тостер умер героем. "Мой мастер," — ржу я, тыкая его в бок.
"Чего?" — он просыпается, моргая, как кот на солнце.
"Вспоминаю, как ты сражался с тостером," — хихикаю я.
"Эй, я был близок к победе!" — фыркает он, поправляя наушники. "На Бали я займусь коктейлями, а не ремонтом."
"Только не спали бар," — подмигиваю я. Он ржёт, и я на миг забываю, что мои ноги затекли, а кофе из аэропорта был похож на грязь.
Но тут в голове, как назойливый комар, жужжит мысль о свадьбе. Как он пропадал, как смотрел куда-то мимо. Мой внутренний голос шипит: "Серьёзно, Анна, ты паришься в самолёте?" Я представляю, как швыряю в него подушкой, чисто для смеха, и хмыкаю: "Расслабься, это не сериал." Он был просто занят, гости, суета, всё такое. Я пишу в заметки: "Если это любовь, то я, может, лучше с пиццей останусь. Она хотя бы не пропадает."
"Ты чего там строчишь?" — Михаил косится на мой телефон.
"Список, как тебя дрессировать," — ухмыляюсь я. "Первое: не спать в самолёте."
"Жестоко," — ржёт он. "А что ещё?"
"Носить мне коктейли," — говорю я. "И не ныть, если я заставлю тебя нырять."
"Нырять?" — он прищуривается. "Только если ты первая."
"Договорились!" — хихикаю я, но замечаю, как он тянется к телефону. "Серьёзно, опять?" — ворчу я.
"Проверю почту," — бормочет он. Я закатываю глаза, но решаю не портить вайб. На Бали он будет точно мой, без этого экрана.