Лена всплывает в мыслях, и я ржу, представляя, как она тащит меня в бар сегодня. Её "звезда, мы порвём" — как заклинание, которое гонит тени. Я вспоминаю, как она заставила меня пойти на концерт, когда я рыдала из-за Михаила, или как мы пили вино, планируя открыть кофейню, хотя ни одна из нас не умела варить кофе. Лена — мой маяк, и я знаю, что без неё я бы застряла. Я пишу ей: "Генерал, готова к вечеринке? Что надеть, чтобы Москва ахнула?" Она отвечает: "Чёрное платье, звезда, и каблуки. 19:00, не трынди, летим!" Я хихикаю, чувствуя, как энергия бьёт ключом.
Я иду в спальню, открываю шкаф и достаю чёрное платье — простое, но с вырезом, который кричит "я здесь". Я примеряю его, кручусь перед зеркалом и хмыкаю: "Анна, ты огонь." Каблуки, серьги, лёгкий макияж — я не крашусь, как на подиум, но хочу сиять. Браслет от Алекса звенит, и я думаю о нём, о его "ты звезда". Наши сообщения — как мостик, и я хочу шагать по нему, не спеша, но с улыбкой. Я беру сумку, кладу телефон, ключи, помаду и смотрю на черепаху-талисман. "Пожелай мне удачи, малыш," — шепчу я, и она, клянусь, подмигивает.
Москва ждёт за окном, и я чувствую, как кровь бурлит. Сегодня я иду с Леной, завтра — к адвокату, во вторник — к психологу, а потом — к проектам, которые уже пиликают в почте. Михаил, его ложь, его тени — они не здесь. Здесь я, мой браслет, моя жизнь. Я готова — к вечеринке, к себе, к чему-то новому с Алексом.
Коктейли и мысли
Вечер обволакивает мою квартиру, как тёплый плед, и я стою перед зеркалом, разглядывая себя в чёрном платье, которое обнимает фигуру, с вырезом, который шепчет: "Москва, держись." Браслет от Алекса как обычно, он позвякивает на запястье, и я улыбаюсь, вспоминая его тёплую и обворожительную улыбку. Итак, портфолио загружено, с Алексом поболтали, чувствуя искры от нашего чата, договаривалась с адвокатом о встрече, на тусовку с Леной готова. Сегодня я заряжена, как батарея, и готова зажечь клуб. "Ну, что, Москва, готовься," — хмыкаю я, нанося помаду, которая блестит, как мои планы. Пора покорять ночь.
Я беру телефон, открываю чат с Алексом и печатаю: "Спасатель, иду в клуб с Леной. Москва в опасности, предупреждаю." Щёлкаю селфи в платье, где я стою, чуть повернувшись, с лёгкой улыбкой, и отправляю, чувствуя, как сердце делает лишний скачок. Его ответ прилетает быстрее, чем я ожидаю: "Королева, ты не огонь, ты вулкан! Москва падает на колени. Это платье… я без слов." Я ржу, щёки горят, как от солнца, и строчу: "Не преувеличивай, сёрфер. Не утони от восторга, ладно?" Он отвечает смайликом-огнём и: "Танцуй, как будто я там, звезда. Браслет сияет?" Я тереблю нить, шепчу "сияет" и пишу: "Браслет на месте, как и я. Спокойной ночи, Бали." Его ответ — "Спокойной, королева" с сердечком — вызывает улыбку, которую я не могу стереть. Наши сообщения - простые, но с намёком на что-то большее, и я чувствую тепло, как от костра. Это не просто чат, это ниточка, которая тянет меня к нему, и, чёрт возьми, мне это нравится.
Я вызываю такси, хватаю сумку — ключи, помада, телефон, кошелёк — и выхожу, поправляя платье. Москва встречает холодным ветром, который треплет волосы, как озорной ребёнок, и я ныряю в машину, где пахнет духами и чьей-то жвачкой. Водитель, лысоватый дядька с татуировкой на руке, включает радио, и попса гремит, как будто хочет разбудить весь город. Я качаю головой, глядя на улицы, где огни мигают, как звёзды, упавшие на асфальт. Москва — шумная, живая, моя, и я чувствую, как она обнимает меня, пока такси мчит к клубу. Я думаю о Бали, об Алексе, его смехе, его руках, которые держали меня на пляже, когда мы танцевали под звёздами. Помню, как мы пили мохито, а потом просто танцевали, просто были вместе, и он кружил меня замученную от собственных мыслей, но счастливую рядом с ним. Тогда я не думала о будущем, но теперь его сообщения, его "ты вулкан" — это как эхо того света, и я хочу, чтобы оно звучало.
Михаил всплывает в мыслях, как тень, но я прогоняю его, как муху. Его звонки, его "нам надо поговорить" — это мусор, который я выбросила. Я вспоминаю нашу первую годовщину: он подарил мне цветы, а вечером ушёл "по делам", оставив меня с вином и сомнениями. Тогда я не видела всей его лжи, но теперь его "я был идиотом" — просто шум, который я не слышу. Развод, адвокат, психолог — это мои шаги к свободе, и я иду, не оглядываясь. Психолог, к которой я записалась, поможет мне понять, почему я выбирала тех, кто гасил мой свет, почему принимала их "ты слишком" за правду. Я хочу видеть себя без их зеркал, и это, что называется "сила"!
Такси тормозит у клуба, и я вижу Лену, которая стоит под неоновой вывеской, в красном платье, которое горит, как сигнальный огонь. Она машет, как будто я корабль, потерявшийся в море, и я бегу к ней, хихикая, чувствуя, как каблуки стучат по асфальту. "Генерал, ты как фейерверк!" — кричу я, обнимая её. Она пахнет ванилью, текилой и чем-то цветочным, и её глаза блестят, как фонари на набережной.
"Звезда, ты секси!" — орёт она, крутя меня, как на танцполе. "Это платье — убийца. Готова взорвать клуб?"
"С тобой? До утра," — подмигиваю я, и мы входим, где музыка бьёт, как сердце города. Свет мигает — синий, красный, фиолетовый, — и толпа колышется, как волны, которые я помню с Бали. Бар пахнет лаймом, ромом и чем-то сладким, и мы заказываем коктейли — джин с лавандой, как Лена обещала, в высоких бокалах, где лёд звенит, как браслет на моём запястье. Я делаю глоток, и вкус — резкий, с цветочной ноткой — взрывается, как фейерверк. "За нас!" — кричит Лена, чокаясь, и я смеюсь, чувствуя, как тело оживает под басами.
Мы ныряем на танцпол, и музыка уносит, как течением. Я двигаюсь, закрывая глаза, и представляю Алекса — его улыбку, его "танцуй, будто я там". Платье липнет к коже, браслет звенит, и я чувствую себя, как на том пляже, где мы смеялись под звёздами. Я вспоминаю, как он рассказывал про волны, его голос — низкий, тёплый — обволакивал, как море. Тогда я не думала о нём, как о чём-то большем, но теперь его сообщения, его "ты огонь" — это как магнит, и я ловлю себя на том, что хочу быть ближе. Лена хватает меня за руку, и мы крутимся, визжа, как девчонки. Какой-то парень в кожанке пытается танцевать рядом, ухмыляясь, но я машу рукой — не сегодня, чувак. Это наш вечер, наш ритм, и я хочу, чтобы он был чистым.
Мы возвращаемся к бару, берём ещё коктейли, и Лена рассказывает, как её коллега случайно отправил боссу стикер с котом вместо отчёта. Я ржу, вспоминая, как в Бали чуть не купила браслет, который оказался пластиковым, пока Алекс не остановил меня, хохоча. Но мысли ускользают к нему. Я хочу написать ему прямо сейчас, рассказать, как музыка бьёт в груди, как я танцую, как будто он здесь. "Чёрт, Лена," — шепчу я, отпивая коктейль. Меня тянет к нему, и это не просто память о Бали. Это что-то новое, живое, и я не знаю, как далеко это зайдёт, но, чёрт возьми, я хочу узнать.
Лена замечает моё лицо и тычет меня в бок, чуть не разливая коктейль. "Эй, звезда, о чём мечтаешь? О сёрфере?" — подмигивает она, и я фыркаю, но щёки горят, как неон.
"Может," — хихикаю я. "Он… он не как Михаил, Лен. Он светлый, настоящий. Я думаю о нём, и мне… тепло."
"Ого, Анна влюбляется!" — орёт она, и я пихаю её, ржа, пока бармен не косится. "Пиши ему, звезда. Пусть знает, что ты королева."
"Не влюбляюсь," — бурчу я, но сердце стучит, как бас в колонках. Я не пишу, но думаю о нём, и это чувство — как волна, которая накатывает, мягко, но сильно. Я вспоминаю Бали, как мы сидели у костра, и он рассказывал про свою первую волну, а я смеялась, потому что он описывал её, как любовь. Тогда я не поняла, но теперь его слова, его комплименты — это как эхо того вечера, и я хочу, чтобы оно звучало.
Мы танцуем ещё час, и Лена заказывает третий коктейль, потом четвёртый, потом что-то с ромом, что пахнет, как тропики. К полуночи она хихикает громче, чем диджей, и цепляется за меня, как за перила. "Анна, ты… ты лучшая!" — бормочет она, и её глаза блестят, как у кота, который объелся валерьянки. Я ржу, понимая, что она в хлам. "Генерал, ты легенда, но пора домой," — говорю я, обнимая её.
"Не-е, ещё танцы!" — ноет она, но я твёрдая, как асфальт. Я вызываю такси, поддерживая её, пока она напевает что-то про любовь и звёзды. Клуб мигает за спиной, и я чувствую лёгкую грусть — вечер был наш, но мысли об Алексе добавляют новый цвет. Я хочу рассказать ему об этом, и, может, завтра напишу, как танцевала, как думала о нём. Такси подъезжает, и я затаскиваю Лену, которая пытается убедить водителя, что она "почти трезвая". Он хмыкает, включая радио, и мы едем, пока Москва проносится за окном, как калейдоскоп.
У Лены дома — хаос из книг, кактусов и свечек, которые пахнут, как её духи. Я тащу её в подъезд, хихикая, пока она открывает дверь с четвёртой попытки, бормоча про "дурацкий замок". В квартире я укладываю её на диван, снимаю её туфли, которые блестят, как дискошар, и накрываю пледом. "Анна, ты лучшая," — мямлит она, и я улыбаюсь, гладя её по плечу.
"Спи, генерал," — шепчу я, но она тянет меня за руку. "Останься, звезда. Поболтаем."
Я падаю рядом, чувствуя, как усталость наваливается, но Лена, даже пьяная, тараторит, как радио. Мы болтаем — о клубе, о её коте, который опять снёс горшок, о моём сёрфере. Я рассказываю про Алекса, его браслет, его слова, как он смотрел на меня в Бали, когда мы танцевали, и я чувствовала себя, как в кино. Лена хихикает, бормоча: "Он твой свет, Анна. Не теряй." Я киваю, чувствуя, как тепло разливается, как от вина. Мы вспоминаем, как пели караоке до хрипоты, как пытались готовить пасту и залили кухню соусом, как Лена тащила меня на каток, хотя я падала, как пингвин. Она —моя крепость, и я знаю, что без неё я бы не сияла так ярко.
Я думаю о Михаиле, но без боли. Развод, который я начала, — это не просто бумага, это свобода. Психолог, к которой я иду во вторник, поможет мне понять, почему я выбирала тех, кто тушил мой огонь, почему я верила их "ты слишком". Я хочу видеть себя — настоящую, без их теней. Лена бормочет что-то про любовь, и я улыбаюсь, думая об Алексе. Он не Михаил, не Олег, не тот парень из универа, который бросил меня без слов. Он — свет, и я хочу шагнуть к нему, медленно, но смело.
Усталость накрывает, и мы засыпаем на диване, под её пледом, как сёстры. Москва шепчет за окном, и я думаю: "Я готова к тебе, Алекс." Сон мягкий, как море Бали, и я плыву в нём, чувствуя, что жизнь — это танец, и я только начала.
Возвращение прошлого
Я просыпаюсь на диване, в квартире Лены, чувствуя, как шея ноет, а тело напоминает, что вчера мы зажигали в клубе, как бэ звёзды. Лена спит рядом, уткнувшись в плед, и её храп — как мурлыканье кота, который объелся сливок. Вчера я отправила ему селфи в платье Алексу, он восхитился. Мы тусили с Леной, пока она не напилась, и я притащила её домой, где мы долго болтали, а затем уснули. Теперь мне надо на Тверскую к адвокату в 11:00, и я, чёрт возьми, не хочу опоздать. "Анна, ты офигенная," — бормочу я, сползая с дивана, стараясь не разбудить генерала.
Я потягиваюсь, чувствуя, как кости хрустят, как старый стул, и оглядываю квартиру Лены — огромная библиотека из книг, хаос из документов, большое количество духов. На часах 8:30, и я понимаю, что пора шевелиться. Но сначала — кофе, для меня и для Лены, потому что после вчера она заслужила. Я нахожу свои старые кроссовки, которые оставляла у Лены,натягиваю толстовку поверх футболки, в которой спала, и тихо выскальзываю из квартиры, оставляя дверь на защёлке. Улица встречает холодом, который щиплет щёки, и я вдыхаю Москву — асфальт, выхлопы, жизнь. Кофейня в двух шагах, и я вхожу, где пахнет зёрнами и свежей выпечкой, как в раю для уставших тусовщиков. Бариста, парень с пирсингом в брови, кивает, и я заказываю два латте — один с карамелью для Лены, один чёрный для меня, чтобы встряхнуться. Пока он возится с машиной, я думаю о Лене, её пьяном "ты лучшая" вчера, её смехе, который как лекарство. Она — моя любимая подруга, и я хочу, чтобы она проснулась с кофе и улыбкой.
Я возвращаюсь, неся стаканы, которые греют руки, и тихо вхожу. Лена всё ещё спит, свернувшись, как котёнок, и я ставлю её кофе на стол, рядом с кактусом, который, косится на меня. Я нахожу блокнот, пишу: "Генерал, кофе для тебя. Убежала к адвокату, созвонимся. Ты легенда! Звезда." Рисую смайлик и кладу записку рядом. Я хихикаю, представляя, как она проснётся, увидит это и напишет что-то вроде "ты святая". Я беру свой кофе, сумку с документами и выхожу, чувствуя, как утро обнимает меня, несмотря на холод.
На улице я вызываю такси, и пока жду, открываю чат с Алексом. Его "ты вулкан" до сих пор греет, как солнце Бали, и я хочу продолжить наш танец. Печатаю: "Спасатель, доброе утро! Бегу к адвокату, но Москва уже дрожит от меня. Как твои волны?" Отправляю и делаю глоток кофе, который горчит, но будит, как пощёчина. Такси подъезжает, и я ныряю внутрь, где пахнет лимонным освежителем. Водитель, молчаливый парень в кепке, включает радио, и я смотрю в окно на утреннюю Москву. Алекс отвечает: "Королева, утро доброе! Волны скучают, но я держусь. Адвокат? Ты там всех порвёшь. Браслет сияет?" Я ржу, строчу: "Браслет на месте, как мой настрой. Не урони новичков в воду, ладно?" Его ответ — смайлик с доской и "Только ради тебя, звезда. Пиши, как порвёшь адвоката." Я улыбаюсь, чувствуя, как тепло разливается, как от костра. Наши сообщения — как мостик, и я хочу шагать по нему, не спеша, но смело. Я вспоминаю Бали, как он учил меня ловить волну, и я падала, хохоча, а он подхватывал меня, мокрую и счастливую. Тогда я не думала о нём, как о чём-то большем, но теперь его слова, его сердечки — это искры, и я хочу, чтобы они разгорелись.
Такси мчит по Москве, где машины гудят, как оркестр, а прохожие носятся, как будто опаздывают на конец света. Я думаю о Михаиле, но без боли. Его ложь, его Вероника, его "прости" — это как старый чемодан, который я выбросила. Вчера в клубе я танцевала, думая об Алексе, и поняла, что меня тянет к нему, как к свету. Михаил — это тень, а я хочу солнца. Развод, который я начала, — это не просто бумага, это свобода, и сегодня я сделаю ещё шаг. А психолог во вторник, станет ещё шагом.