🕮 Читать книгу «Измена. Невеста на месяц» онлайн

Дом, милый дом

Таксист трогает меня за плечо, и я вздрагиваю, выныривая из сна, где всё ещё сижу в самолёте, теребя браслет от Алекса. "Приехали, девушка," — бурчит он, и его голос, хриплый, как старый магнитофон, возвращает меня в реальность. Я моргаю, глядя на тёмные улицы Москвы за окном. Огни фонарей мигают, как уставшие звёзды, и мой дом — серый, девятиэтажный, знакомый до каждой трещины — стоит передо мной, как старый друг. "Спасибо," — бормочу я, вылезая из машины, и тяну чемодан, который кажется тяжелее, чем в Бали. Усталость наваливается, как мокрое одеяло, но я хмыкаю: "Анна, ты офигенная. Шевелись."

Подъезд пахнет сыростью и чьим-то куриным супом, и лифт, как всегда, скрипит, как будто жалуется на жизнь. Я втаскиваю чемодан, прислоняюсь к стенке и думаю о Бали — о его жаре, его волнах, его Алексе, который провожал меня с улыбкой, от которой до сих пор тепло. В самолёте я копалась в себе, решила найти психолога, вспоминала Лену, её "ты звезда", и мамины "брак — это святое". Москва встретила меня холодом и гулом, и теперь я здесь, в шаге от своей квартиры, где всё начнётся заново. "Готова, королева?" — шепчу я, и браслет звенит, как будто соглашается.

Я открываю дверь, и квартира встречает меня тишиной, которая гудит, как пустой зал. Свет включается с лёгким щелчком, и я вижу свою старую жизнь: диван, на котором мы с Леной пили вино, стол, где я рисовала эскизы, окно, за которым Москва шумит, не спрашивая разрешения. Пустота давит, но не пугает — она как чистый лист, на котором я могу нарисовать что угодно. Я затаскиваю чемодан, скидываю кроссовки и падаю на диван, вдыхая запах дома — кофе, пыль, что-то неуловимо моё. "Привет, старушка," — хихикаю я, глядя на потолок. Усталость тянет веки, но я не хочу спать. Ещё нет. Мне нужно разобрать вещи, вернуть себя в эту жизнь.

Я встаю, открываю чемодан, и вещи вываливаются, как воспоминания. Платье цвета заката, в котором я танцевала с Алексом, пахнет морем и мохито. Я вешаю его в шкаф, улыбаясь, вспоминая его "ты светишь" и тот поцелуй — нежный, как касание волны. Браслет на запястье звенит, и я думаю о нём, о его смехе, о его обещании писать. "Я напишу, спасатель," — шепчу я, но мысли уводят дальше, к Михаилу. Его лицо, его ложь, — они всё ещё где-то в уголках сознания, как старые письма, которые я не сожгла. Я злюсь, но не так, как раньше. Он не стоит моего гнева. Я беру футболку, складываю её и думаю о психологе. Мне нужно разобраться, почему я позволила ему затмить меня, почему я верила в его "люблю", когда его поступки кричали обратное. Это не про него, а про меня — про то, как я хочу видеть себя.

Я достаю сувениры: слон для Лены, который, клянусь, смотрит на меня с укором, как будто говорит "доставь меня уже". Браслеты с ракушками для коллег, черепаха-талисман для меня — я ставлю её на полку, рядом с фотографией, где мы с Леной ржём на пикнике. Лена — мой маяк, мой генерал. Я вспоминаю, как она тащила меня на йогу, когда я была комком слёз, как орала "ты звезда" по телефону, когда я рассказала про поцелуй с Алексом. Она всегда была рядом — в универе, когда я провалила экзамен и рыдала, что я никто, в офисе, когда я получила первый крупный заказ, в Бали, когда я разваливалась. Я достаю телефон, хочу написать ей, но вижу время — полночь. "Спи, генерал," — хихикаю я, представляя, как она завтра ворвётся с кофе и планами захватить Москву.

Мамины слова всплывают, как пузыри в газировке. "Анечка, брак — это работа," — говорила она, и я морщусь, раскладывая джинсы. Её мир — это терпение, компромиссы, "мужчины ошибаются". Я не виню её — она выросла в другой эпохе, где развод был клеймом, а одиночество — приговором. Но я не могу жить так. Михаил не ошибся, он выбрал — ложь, Веронику, себя. Я не хочу спасать то, что он разрушил. Я беру платье с Бали, то, в котором ходила на рынок, и вспоминаю, как мама учила меня шить, как мы смеялись, когда я пришила рукав к подолу. Она любит меня, и я позвоню ей завтра, скажу, что я в порядке, что я справлюсь. Но мой путь — это не её путь, и это нормально.

Я перехожу к мелочам: кокосовое масло, специи, которые пахнут, как рынок в Семиньяке. Я думаю о своей работе — графический дизайн, моя страсть, и о том как я хочу вернуться. Я вспоминаю свой самый удачный проект: постер для фестиваля, который висел по всей Москве. Были и провалы — клиент, который хотел "всё красное, но не слишком", или сайт, который я переделывала пять раз. Но каждый заказ учил меня: как отстаивать своё видение, как слушать, как расти. В Москве я хочу большего. Работа — это не просто деньги, это я, и я хочу создавать, вдохновлять, быть собой.

Разбирая вещи, я нахожу засушенные цветы из букета Алекса. Они хрупкие, как воспоминания, но я кладу их в коробку, где храню старые открытки. Бали — это не только Михаил, это Алекс, его браслет, его поцелуй, его "ты светишь". Это Лена, её звонки, её вера в меня. Это я, которая научилась смеяться, даже когда всё трещит. Я думаю о будущем — о психологе, который поможет мне понять себя, о проектах, которые ждут моего карандаша, о Лене, с которой мы напьёмся и будем планировать захват мира. Москва — серая, шумная, моя. Я хочу кофе по утрам, прогулки по Арбату, снег, который скрипит под ногами. Я хочу жить, а не выживать.

Чемодан пуст, и я смотрю на квартиру, которая теперь кажется не такой пустой. Я ставлю черепаху на стол, рядом с ноутбуком, и улыбаюсь. "Ты мой талисман, малыш," — шепчу я, и она, клянусь, подмигивает. Усталость накрывает, как волна, и я бреду в спальню, падая на кровать. Простыни холодные, но знакомые, и я натягиваю одеяло, чувствуя, как тело расслабляется. Я думаю о завтра — о кофе, о звонке Лене, о первом эскизе, который нарисую. Михаил, его тени, его ложь — они не здесь. Здесь я, мои звёзды, мой новый лист.

Я закрываю глаза, и Москва шепчет за окном, как старая песня. "Я готова, я здесь, я королева," — думаю я, и сон уносит меня, мягкий, как облака над Бали.

Родное

Звонок в дверь вырывает меня из сна, как сирена из кошмара, и я подскакиваю, путаясь в простынях. Голова тяжёлая, как будто кто-то засунул в неё бетон, а глаза слипаются, как после марафона. "Кто там, чёрт возьми?" — бормочу я, сползая с кровати. Часы на стене показывают полдень, и я хмыкаю: "Браво, Анна, ты проспала утро, как чемпион." Вчера я вернулась из Бали, тащила чемодан в пустую квартиру, разбирала вещи, думая об Алексе, Михаиле, Лене и своей жизни, и вырубилась, едва коснувшись подушки. Теперь Москва шумит за окном, а кто-то настойчиво трезвонит, как будто хочет пробить дверь.

Я шаркаю к двери, натягивая старую футболку, и открываю, ожидая увидеть соседа, который опять забыл ключи. Но там Лена — моя генерал, моя крепость, — с двумя стаканами кофе в руках и бумажным пакетом, от которого пахнет свежими круассанами. Её улыбка шире, чем Москва-река, а глаза блестят, как будто она только что выиграла лотерею. "Звезда, ты жива!" — орёт она, вваливаясь в квартиру. "Я принесла кофе и углеводы, так что шевелись, королева Бали!"

"Лена!" — визжу я, и усталость испаряется, как дым. Я бросаюсь её обнимать, чуть не роняя кофе, и мы ржём, как школьницы, прыгая по прихожей. Она пахнет ванилью и Москвой — асфальтом, метро, домом. "Ты псих, как ты вообще здесь?" — хихикаю я, забирая стакан. Кофе горячий, с запахом карамели, и я делаю глоток, чувствуя, как жизнь возвращается.

"Думала, ты утонешь в джетлаге," — подмигивает она, скидывая кеды и падая на диван. "Плюс, я соскучилась, звезда. Рассказывай, как Бали? Как твой спасатель мохито? И где мой слон, я же не зря ждала!"

Я ржу, доставая пакет с круассанами, которые хрустят, как мечта. "Слон твой на полке, генерал. Бали… чёрт, Лен, это было как американские горки. Михаил, его дерьмо, Алекс, его браслет, поцелуй…А ещё он был в аэропорту, и тоже поцеловал меня так" Я тереблю чёрную нить с бусиной-волной, и Лена ахает, хватая мою руку.

"Он что провожал тебя? Анна, ты легенда!" — её глаза горят, как фейерверк. "Подробности, сейчас же!"

Я сажусь рядом, откусывая круассан, который тает во рту, как облако. "Я уже сижу жду посадку и вижу он в своей дурацкой смешной футболке. Моя улыбка растянулась до ушей, Лен, да и его тоже. Я подбегаю, мы поболтали, поцеловались на прощание. Он такой... Такой... Лёгкий, простой... Алекс... Я ему обещала писать."

Она кивает, отпивая кофе. "Ты сияешь, Анна. Этот Алекс — золото, держи его в чате. А Михаил? Он всё ещё лезет?"

Я хмыкаю, беру телефон, который валяется на столе, и вижу пять пропущенных от Михаила и сообщение: "Аня, нам надо поговорить, я был идиотом." Я фыркаю, показывая экран Лене. "Вот его очередной концерт. Мне пофиг, Лен. Он выбрал Веронику, его ложь, его цирк. Я не хочу его слов, они пустые, как его обещания."

"Чёрт возьми, да!" — Лена хлопает в ладоши, как будто я забила гол. "Похоронила его, как надо. Блокируй и забудь, звезда. Ты теперь королева, а он — вчерашний мусор."

Я смеюсь, и её слова — как искры, которые зажигают меня. Я удаляю сообщение, не отвечая, и чувствую, как груз падает с плеч. Михаил — не мой бой, не моя история. Я беру ещё круассан, и мы болтаем, хихикая над её последним рабочим провалом, где она случайно отправила начальнику мем вместо отчёта. Лена — это жизнь, это смех, это дом, и я понимаю, как сильно скучала по ней.

"Слушай," — говорит она, допивая кофе, — "пойдём гулять? Парк Горького зовёт, там солнце, утки, Москва. Надо встряхнуть тебя после самолёта."

"Ты читаешь мои мысли," — хихикаю я, вставая. Я натягиваю джинсы, кроссовки, толстовку и куртку, беру рюкзак, и мы выходим. Москва встречает нас ветром, который пахнет асфальтом и началом весны. Улицы гудят: машины сигналят, как будто соревнуются, а прохожие носятся, как муравьи. Мы идём к метро, и Лена тараторит про новый бар, где делают коктейли с лавандой. "Ты обязана туда со мной," — заявляет она, и я киваю, чувствуя, как город обнимает меня.

Парк Горького — как оазис в бетоне. Деревья шелестят, утки плавают в пруду, а велосипедисты носятся, как будто опаздывают на Олимпиаду. Мы берём мороженое — ванильное, липкое, как детство, — и садимся на скамейку, глядя на воду. Лена рассказывает, как её кот опять снёс вазу, а я делюсь, как чуть не купила поддельный браслет на рынке в Семиньяке. Мы ржём, и её смех — как музыка, которая прогоняет остатки джетлага.

"Лен," — говорю я, глядя на уток, — "спасибо, что ты есть. Ты… ты мой маяк, знаешь? Без тебя я бы утонула в этом дерьме с Михаилом."

Она тычет меня в плечо, ухмыляясь. "Ты бы выплыла, звезда. Но я рада быть твоим спасательным кругом. Что дальше? Планы на Москву? Работа? Любовь?"

Я хмыкаю, откусывая мороженое. "Работа — да. Хочу вернуться к дизайну, может, в студию, а может, своё начну. Любовь… не знаю, Лен. Алекс — это Бали, он далеко. Я хочу себя, пока что. И психолога, чтобы не повторять старые ошибки."

"Ты крутая," — говорит она, и её голос мягче, чем обычно. "Я с тобой, звезда. А теперь пошли, там карусель, давай прокатимся, как в детстве."