"Ты как моя подруга," — хихикаю я. "Только без пинков."
"Пинки могу добавить," — подмигивает он, и я ржу, чувствуя, как тяжесть в груди чуть слабеет. Мы болтаем о ерунде — как он вчера чуть не съел что-то, что "дышало", как я чуть не купила поддельный браслет. Он рассказывает про лондонские бары, я — про московские пробки. Это так… нормально, что я почти забываю про утро.
"Слушай, давай завтра встретимся," — говорит он, вставая. "Есть бар в Семиньяке, там мохито — чистый космос. Поболтаем, развеешься. Без драконов."
Я колеблюсь, но его дружелюбный тон не давит. "Окей, почему нет," — киваю я. "Но если там нет мохито, я тебя утоплю."
"Договорились!" — ржёт он, махая на прощание. Я смотрю, как он уходит, и думаю, что Алекс — как тёплый ветер, который ненадолго разгоняет тучи. Но тучи всё ещё тут. Я возвращаюсь к вилле, когда солнце уже высоко, и твержу: "Анна, ты не сдашься." Лена права — я дам Михаилу день, но он объяснит всё. А Вероника? Она не заберёт моё счастье. Завтра я встречусь с Алексом, выпью мохито, но потом вернусь к бою. Потому что я — Анна, и я не проиграю.
Бой с тенью
Солнце только начинает лезть в окно. Вилла тихая, только птички где-то чирикают, будто издеваются над моим настроением. Михаил спит рядом, как обычно раскинувшись на всю кровать, и я смотрю на него, чувствуя, как внутри бурлит коктейль из любви и злости. Вчерашняя ссора — мой крик, его "дай мне время", его жалкое "мне жаль" — всё ещё жжёт, как ожог. Вероника, её тень, её проклятый смех на пляже, фото, которые я не могу стереть, — всё это как гиря на шее. Но сегодня я не собираюсь тонуть. "Анна, ты не сдашься," — шепчу я, выскальзывая из постели. Я королева, и пора надрать зад этой драме.
Я натягиваю шорты и майку, крадусь на кухню, где кофеварка и тосты выглядит, как мои единственные друзья. Пока кофе булькает, я думаю о Лене, о её "не ломай всё", об Алексе, который вчера был как тёплый плед в холодный день. Я не знаю, что делать с Михаилом, но знаю, что не дам Веронике, или кому бы то ни было, угробить мой медовый месяц. Я беру кружку, выхожу на террасу и пью, глядя, как рассвет красит небо в персиковый. "Сегодня ты берёшь себя в руки," — твержу я, и это звучит почти убедительно.
Михаил появляется через полчаса, заспанный, в мятой футболке, и его улыбка такая осторожная, как будто он боится, что я снова взорвусь. "Доброе утро," — говорит он, и я хмыкаю, ставя перед ним тарелку с тостами и фруктами, которые я нарезала, пока злилась.
"Вот, держи, герой," — говорю я, и мой голос сочится сарказмом. Он такой милый, когда притворяется, что ему не похер. Смотрит на меня своими щенячьими глазами, как будто вчера я не орала, а пела ему серенады. "Ешь, пока я не передумала и не скормила это птицам."
Он хихикает, но это нервный смешок, и садится, беря тост. "Спасибо, Анна. Ты… в порядке?"
"В полном," — фыркаю я, отпивая кофе. "Просто решила не портить утро. Пока." Мой взгляд говорит: "Не расслабляйся, приятель," и он, кажется, это ловит, потому что молча жуёт, не пытаясь лезть с разговорами. Мы едим в тишине, нарушаемой только звоном ложек, и я думаю, как странно: мы женаты, мы любим друг друга, но сейчас между нами стена, и я не знаю, как её сломать, не разрушив всё.
"Сегодня работаешь?" — спрашиваю я, чтобы не сидеть, как два идиота в молчании.
"Нет," — качает он головой. "День твой. Куда хочешь?"
Я хочу заорать: "Хочу, чтобы ты объяснил про Веронику!" Но вместо этого пожимаю плечами: "У меня планы. Экскурсия. Сам разберись." Мой тон острый, как нож, и он кивает, не споря. Хорошо. Пусть поварится в своём "дай мне время". Я не собираюсь сидеть и ждать, пока он соизволит быть честным.
Я записываюсь на утреннюю экскурсию через ресепшен — что-то про водопады и джунгли, звучит как способ не сойти с ума. Пока Михаил возится с посудой, я собираю рюкзак — вода, шляпа, телефон с теми чёртовыми фото, которые я не открываю. "Анна, вперёд!," — шепчу я, выходя из виллы. Солнце уже жарит, и я шагаю к автобусу, где гид, улыбчивый парень с акцентом, обещает "приключение всей жизни". "Если не утону, уже победа," — хмыкаю я, садясь у окна.
Экскурсия — как глоток воздуха. Мы едем через деревни, где дети машут, а дома утопают в цветах. Водопад Тегенунган — как из рекламы: вода гремит, брызги холодят кожу, а джунгли вокруг пахнут, как мокрая земля. Я брожу с группой, слушаю гида, который трындит про местных богов, и даже хихикаю, когда он шутит про обезьян, крадущих очки. Туристы — пара из Австралии, семья из Японии, какой-то бородатый хиппи — болтают, и я на миг забываю про всё. Я лазаю по камням, фоткаю радугу в брызгах и думаю: "Бали, ты всё ещё офигенный, несмотря на мою драму."
Но Вероника, Михаил, ссора — они как тень, которая следует за мной. Я сижу у водопада, болтая ногами в воде, и вспоминаю его "это не то, что ты думаешь". Не то? Тогда что? Я вспоминаю Лену: "Дай ему день." Окей, день. Но если он опять промямлит, я не знаю, что сделаю. Я вытираю лицо и иду к автобусу, твердя: "Анна, держись."
К вечеру я возвращаюсь, уставшая, но с лёгкостью в груди. Вилла пустая — Михаил, видимо, ушёл "разбираться со временем". Я принимаю душ, натягиваю платье, которое кричит "я всё ещё королева", и еду в Семиньяк, в бар, где обещала встретиться с Алексом. Бар — открытая терраса с фонариками, музыка регги, запах лимона и рома. Алекс уже там, в шортах и футболке с пальмой, и машет, как будто я его личный спасатель.
"Королева явилась!" — ухмыляется он, подвигая мне стул. "Мохито, как обещал. Космос, да?"
Я беру стакан, отпиваю, и холодная мята правда как космос. "Ты спас мой вечер," — хихикаю я, оглядывая бар. Народ танцует, бармен жонглирует бутылками, и я чувствую, как напряжение спадает, как будто кто-то развязал узел.
"Рассказывай, как день?" — спрашивает он, и его глаза такие добрые, что я почти хочу выложить всё. Но вместо этого пожимаю плечами: "Экскурсия, водопады, чуть не съела жука по ошибке. А ты?"
Он ржёт, рассказывая, как пытался научиться сёрфингу, в очередной раз. Мы болтаем о ерунде — о том, как он ненавидел свою офисную работу, как я однажды застряла в сугробе в Москве. Его лёгкость — как бальзам. Он не лезет в душу, не флиртует, просто… рядом. И я вдруг думаю: "Может, не все мужики — дерьмо?" Это глупо, но после всей этой каши с Михаилом его доброта — как луч света.
"Ты в порядке?" — спрашивает он, когда я замолкаю, глядя на свой мохито. "Выглядишь, как будто сражаешься с невидимым врагом."
"Типа того," — хмыкаю я. "Просто… семейные дела. Но я справлюсь."
"Уверен," — кивает он. "Ты из тех, кто может гору свернуть. Но если надо пинать волны или пить мохито, зови."
Я улыбаюсь, и это не маска. "Договорились," — говорю я. Мы чокаемся, и я чувствую себя сильнее, чем утром. Алекс — не ответ, но он напоминает, что я не одна, что я могу смеяться, даже когда всё трещит.
Я возвращаюсь в виллу поздно, когда звёзды уже сыплются по небу. Михаил спит, и я не бужу его. Я ложусь, глядя в потолок." Сегодня был мой день — водопады, мохито, Алекс. Завтра я возьму Михаила за жабры и вытрясу правду. Потому что я люблю его, и моё счастье — не игрушка для Вероники.
Правда на свету
Опять это Бали, утро, дурацкий Михаил. Вилла дремлет, но я уже на взводе, как будто выпила три эспрессо. Михаил спит рядом, его рука лежит на моей подушке, и я смотрю на него, чувствуя, как внутри бушует шторм. Вчера я была королевой — водопады, мохито с Алексом, решимость не сдаваться. Но эта решимость теперь как нож: я хочу правды, и я её получу. Вероника, её тень, её смех на пляже, фото, сообщения, его "дай мне время" — всё это как груз, который я больше не таскаю. Сегодня он расскажет всё, или я, клянусь, спалю эту виллу к чёртовой матери.