— Да, они оба здесь. Водитель в травматологии, состояние стабильное. У него переломы руки и ноги, но его жизни ничего не угрожает.
Я выдохнула с облегчением. Петрович будет жить.
— А стажер? Антон? — спросила я с замиранием сердца, он так и не откликнулся на мой зов тогда в машине.
Девушка помедлила с ответом.
— Он… тяжелый. Сейчас в реанимации. Была операция на голове… Черепно-мозговая травма серьезная. Врачи делают все возможное, но прогнозов пока не дают.
Тяжелый. Реанимация. Операция. Эти слова отозвались холодом внутри. Бедный Антон… Такой неопытный, испуганный мальчишка. И такая страшная травма в первую рабочую смену… Чувство вины захлестнуло меня. Я была старшей в бригаде, я отвечала за него.
— Ваш начальник тут вчера всех на уши поставил, — добавила медсестра, меняя флакон в капельнице. — Лично контролировал, чтобы вас всех именно сюда доставили, договаривался с хирургами для стажера. Звонит каждый час, интересуется вашим состоянием.
Андрей Викторович… Значит, он не просто приехал на место аварии. Он организовал все это. Почему? Неужели только из-за чувства долга перед подчиненными? Его лицо снова встало у меня перед глазами — то напряженное, почти яростное выражение, которое я увидела у разбитой машины.
— Понятно… — пробормотала я. — А… можно узнать подробнее про Антона? Какая у него динамика? Какие прогнозы?
— Доктор зайдет к вам позже, все подробно расскажет, — мягко ответила медсестра. — А вам сейчас главное — отдыхать. Постарайтесь поспать.
Она поправила мое одеяло и вышла, оставив меня одну со своими мыслями. Отдыхать? Как тут отдохнешь, когда твой стажер борется за жизнь в реанимации? Когда твой водитель лежит с переломами? Когда в голове крутятся вопросы об аварии, о начальнике, о том, что будет дальше… Сон не шел. Я лежала, смотрела в белый потолок и думала об Антоне.
Не знаю, сколько прошло времени, может, час, может, два. В дверь снова тихо постучали, и на пороге появился… Александр. Он выглядел как всегда — строгий костюм, деловой вид, только в глазах мелькнуло искреннее беспокойство, когда он меня увидел.
— Ксения? Как ты? Я услышал про аварию… сразу приехал, — сказал он, подходя ближе и ставя на тумбочку небольшой портфель. — Узнал, в какую больницу вас привезли.
— Александр? Неожиданно… — я попыталась приподняться, но он жестом остановил меня.
— Лежи-лежи. Тебе нельзя вставать. Я ненадолго. Просто хотел узнать, как ты, и… заодно привез то, что нарыл. Я тут ковырялся с бумагами по твоему делу. Запросил в банке детализацию расходов, получил копии некоторых счетов, накладных… В общем, есть интересные моменты.
Он открыл портфель и достал папку с документами.
— Я понимаю, тебе сейчас не до этого, но взгляни, когда сможешь, — он положил папку мне на кровать. — Кажется я нашёл подозрительную деталь. Вот смотри: куча счетов на закупку стройматериалов — вроде бы все логично, он же что-то строить собирался? Плитка дорогая, сантехника элитная, оборудование какое-то… Суммы приличные.
Несмотря на гудящую голову, я взяла папку. Счета, накладные, договоры поставки… Действительно, стройматериалы. Много.
— Но вот что странно, — продолжал Александр, указывая пальцем на одну из бумаг. — Все эти крупные закупки, все поставки оформлены через одного и того же менеджера в банке. На каждом документе ее фамилия. Как будто во всём отделении работает только один специалист.
Я присмотрелась. И правда. Счет-фактура №123… Документы приняла: Никитина В. Е. Накладная на отгрузку плитки… Никитина В. Е.
Договор на поставку сантехники… Подпись со стороны банка: менеджер Никитина В. Е.
Никитина…
Фамилия вертелась на языке, вызывая смутную тревогу и какое-то гадкое чувство. Я точно ее знаю. Точно! Но откуда?
Глава 39
Прошло три недели с момента аварии. Три недели больничного, восстановления и бесконечных мыслей.
Ребра почти срослись, голова больше не гудела постоянно, и врачи наконец-то разрешили мне вернуться к работе. Честно говоря, я ждала этого дня с нетерпением.
Больничные стены давили, а бездействие сводило с ума. Мне нужно было вернуться в привычный ритм, к работе, которую я знала и любила, несмотря на весь стресс.
Первым делом на станции я узнала новости об Антоне. И это была лучшая новость за последнее время — он пошел на поправку!
Его перевели из реанимации в обычную палату нейрохирургии. Состояние всё ещё было серьезным, впереди долгая реабилитация, но самое страшное, похоже, осталось позади.
Я выдохнула с таким облегчением, что на глазах навернулись слезы. Я навещала его пару раз — он был слаб, говорил с трудом, но узнавал меня и даже пытался улыбаться.