сумочкой.
Мама, наблюдавшая за нами из окна, недовольно покачала головой. Но ничего не сказала.
- Мамочка, не переживай. Я уже взрослая, позабочусь о себе сама.
- Полина, - и у нее, как у папы в имени слышалась непроизнесенная речь: найди себе хорошего
мужчину, роди детей, займись домом.
Как же они не понимали, мои любимые родители, что мало мне дома, детей и хорошего
мужчины.
Уже в машине, сидя в обнимку с шикарным букетом, вдыхая тонкий аромат роз, сказала:
- Отвези меня в гостиницу, и это не предложение и не приглашение, просто не хочу видеть Артема
до развода.
Вяземский нахмурился:
- Полина, ты ведь мне не веришь, де? По поводу того, что я серьезно хочу быть с тобой.
Пожала плечами, я несколько лет верила любимому мужчине и вот, куда меня это привело, прошу
своего недолюбовника отвезти меня в гостиницу, потому что не хочу возвращаться домой, а
оставаться у родителей, значит загонять себя все глубже тоску и слезы.
Глава 25
- А может, ко мне? - Вяземский улыбнулся, но не пошло и без подтекста, даже удивительно, а
дружелюбно, искренне.
- Я не в настроении отбиваться от твоих атак на мою честь, - переложила цветы так, чтобы бутоны
служили барьером между нами.
- Полина, в моем доме тридцать кроватей и все они не только для того, чтобы заниматься жарким, крыше сносным сексом. Спать в них тоже вполне комфортно, а тебе, дорогая, не повредит
хороший с. - он сделал паузу, даже водитель прислушался, - сон, выглядишь измотанной.
- Я и чувствую себя так же, мне нужно развестись с мужем предателем, построить с нуля свой
бизнес, при том, что меня считают посмешищем и даже рестораны отказывают мне в приеме. Так
что, да! Отлично! Почему бы ко всему этому еще не добавить сплетни о том, что я трахаюсь с
аристократом, пока мой муж трахает все остальное.
Букет «случайно» так поправила, что задела Вяземского по наглой роже.
- Полина! Перестань, я тебя и пальцем не трону, честное пионерское.
- Ты буржуй, какое пионерское, - отвернулась к окну, не хочу на него смотреть.
И вовремя отвернулась, потому что мы уже подъезжали к особняку Вяземского вот же, гад!