Он берет с низкого столика стакан и наполняет его виски или ромом. Пьет, смотря в глаза.
Я почувствовала легкий запах сразу же, но пьяным он не выглядит. Взгляд трезвый и цепкий. Скорее раздраженный или даже злой, чем снисходительно-игривый.
Делаю несмелый шаг вглубь спальни. Оглядываю её ещё раз. По лежащим кое-где вещам определяю, что Темиров не собрался.
– Что ты делаешь ночью в чужом городе, Лена?
– Я приехала к вам.
Признаюсь в глаза, а в ответ получаю усмешку.
– Я заметил. Но мы вроде бы уже попрощались.
Мужчина разводит руками. Я слежу за этим жестом, наверняка вызывая всё больше и больше недоумения. Но и прекратить его изучать не могу. Мне сейчас важно в нём всё. Как смотрит. Как пахнет. Как говорит. Как двигается.
Я жду, что внутри вспыхнет страх или отвращение. Готовлюсь их преодолевать. Но пока ничего подобного во мне нет. И это... Хорошо же?
– Вы не рады меня видеть? – Мое провальное кокетство даже улыбку в ответ не вызывает. Мужчина кривится. Это ранит.
Ничего не ответив, качает головой. Делает ещё два глотка и отставляет стакан.
Его мобильный периодически вспыхивает на столике, но Темиров в руки его не берет. Зато на меня смотрит. А я впитываю через поры новую для себя атмосферу взрослого жестокого мира, которого должна бояться больше, чем прожить жизнь с нелюбимым. Стать его послушной игрушкой. Отдаться… И заткнуться.
Так вот, у меня плохие новости, тейе Димитрий. Жестокий мир прельщает меня больше.
Приглушенный свет в гостиничном номере. Запах дорогого парфюма для текстиля. Дразнящий нервные окончания и рецепторы чувств вайб мужского раздражения и физиологического интереса.
Я, конечно, скорее всего действительно дура (дядя в чем-то прав), но распознать телесные знаки взаимной симпатии способна. Внешне я нравлюсь очень многим. И ему тоже. А он внешне понравился мне. И при этом что там у нас внутри – под взаимно притягательными оболочками – не имеет никакого значения.
Пауза затягивается. Я снова не спешу начинать свою исповедь. И снова первым приходится говорить ему.
После вздоха Андрей немного смягчается. Жалко ему меня? Это, наверное, хорошо.
– Так зачем ты пришла, Лена? Дядю разозлишь. Тетушки скандал устроят. По жопе ремнем давно не получала? – В его тоне и словах зашита явная издевка. Я для него – взбалмошная малолетка, явившаяся ночью в гостиничный номер. Но чего еще было ждать от Андрея Темирова? У него в голове одни сделки в обмен на голоса.
Сердце выстукивает чечетку сразу в грудной клетке и висках. Я не хочу выглядеть ни жалкой, ни отчаявшейся. Только и гордость свою тоже заталкиваю поглубже. О чем ты там мечтала, Лена? На пути к своей мечте остаться чистенькой? Прости. Так не получится.
– Я пришла к вам с просьбой… Точнее предложением. – Депутат рисует на своем лице удивление, которому я не верю. Он просто глумится. Ну и пусть. – Дядя хочет выдать меня замуж за сына одного из наших старост.
Выпаливаю довольно сухо. Депутатское лицо не меняется. А мое сердце бьется в агонии.
– Я его не люблю. И я должна поступить на вокальный факультет. Экзамены через месяц…
– Ты хочешь, чтобы я нанял тебе репетитора или купил билет на поезд? – Темиров продолжает издеваться. Еще утром я бы тут же послала его к черту, но он – мой единственный шанс все исправить.
Я не засяду дома в роли идеальной греческой жены. Не буду рожать нелюбимому детей и молча глотать все его прихоти.
Я осознанно выбираю позор. Свой. И их.
А колкости Темирова глотаю.
– Нет. Покупать мне ничего не надо. С этим я справлюсь. Но я предлагаю вам сделку.
– Какую сделку, Лена?
Смотрю в темные, но при этом блестящие манящей опасностью глаза. Возможно, в своей голове он уже прихватил меня за шкирку и вышвырнул, но в реальности я всё еще внутри.
– Я предлагаю заключить договор на одну ночь. Вам это ничего не будет стоить. Завтра вы уезжаете, а сегодня… Станьте моим первым мужчиной.