Жора вжимается ладонями мне в спину и тянет ближе. Хочет поцеловать, я протестно запрокидываю голову. Прижимается приоткрытым ртом к шее.
– Жор, отвали. Я буду кричать.
Давлю в плечи. Эффект минимальный.
– Малышка-Еленика осталась одна в Калифее. Чтобы дядя утром не устроил разнос, будет теперь идти вдоль дороги?
Георгиос спрашивает, маскируя под сочувствием издевку. А я прикусываю язык, не рискуя нарываться.
Вокруг много людей, но дело в том, что они далеко.
По пьяным глазам Жоры читаю: он в курсе. Даже дружков его не видно.
– Что смотришь, Еленика? Снова будешь бегать от дядькиного ремня? Не надоело жить с этим старым хреном? Со мной-то лучше будет. Всего-то надо не ломаться…
Руки парня спускаются по моей спине. Сжимают ягодицы, ныряют под ткань юбки.
Он меня тискает, я давлю в грудь сильнее.
– Георгиос. Прекрати. Пусти меня. Я…
Изо всех сил пытаюсь вернуть себе трезвость рассудка, но мысли ускользают непослушными бусинами.
– Не бузи, Шамли. Я тебя отвезу. Вон машина моя сто…
Я в жизни добровольно не сяду в машину к пьяному. Я в жизни добровольно не сяду в машину к нему. Но в моменте меня ломает страх. Жора перехватывает мое тело удобней, как кукольное. Я никогда не думала, что в нем столько силы, а во мне – сущий мизер. Он снова за моей спиной и метр за метром подталкивает в сторону подаренного отцом белого автомобиля.
На каждом следующем шагу я обещаю себе начать сопротивляться, но в реальности это не помогает, пока мы не слышим резкий свист.
Так, обычно, пугают собак. Но с Георгиосом тоже срабатывает.
Старостеныш выпускает меня и отскакивает. Оглядывается по сторонам. Я тоже под стук вылетающего сердца.
На парковку выходит мужчина в светлом.
Фарами мигает черная машина, к которой, как и раньше, не липнет пыль. К ее хозяину – любая грязь.
Темиров перескакивает взглядом с меня на Георгиоса. Улыбается старостёнышу.
– Парень, тебя там друзья потеряли. – Кивает назад легко, но взгляд не отводит. – Ты же за руль не собираешься? – Этот вопрос не требует ответа, но по Георгиосу видно, что он злится и хочет ляпнуть лишнего. Тем не менее, держится. А я…
Сердце вылетает. Смотрю на Темирова и шагаю к нему. Без спроса и приглашения.
Просто… Не уходите, пожалуйста.
Он мажет по мне мельком и возвращается к Георгиосу.
– Тебя подбросить?
– Нет, спасибо. Лена! – Оклик в спину провоцирует меня ускориться. Георгиос таким образом предупреждает: «стой на месте, иначе будет хуже», только я не могу. – Мы с Еленикой сами доберемся. Нам в один поселок. Лена, стой!
Слабовольно замираю и дрожу. Смотрю на Темирова и про себя прошу не бросать.
Новый наш зрительный контакт длится дольше, но заканчивается снова неопределенностью: он возвращается к Георгиосу.
– Ты бы лучше отоспался здесь, парень. А Еленика… – Радужки депутата поблескивают под фонарем. Когда взгляд задевает меня – я читаю в них недовольство. Сердце ухает вниз.
Я привыкла хлебать свое до конца. Это точно не его дело и проблема. Но сейчас очень нуждаюсь в чужой помощи даже вопреки тому, что ослушалась. Немного свожу брови, он смаргивает.