Лиорд Эдриан осторожно помешивает зелье в котелке. С каждым касанием деревянной ложки к поверхности поднимается густая струя пара. Сначала дым тёмно-лиловый, но с каждым новым ингредиентом светлеет, пока не начинает сиять чистым серебром.
Воздух наполняется причудливой смесью ароматов — то ли лаванды, то ли чего-то приторно-сладкого, неуловимого и незнакомого.
Я невольно замираю, заворожённая магическим действом.
Наконец, Эдриан откашливается, словно решаясь на что-то важное.
— Собственно, Э… — Он замолкает, и на миг мне кажется, что лиорд забыл моё имя.
— Элис, — подсказываю я.
— Да, конечно, Элис. Последние несколько лет я ищу одно средство. Хотя… пожалуй, стоит начать с самого начала.
Вместо уверенного и язвительного лиорда я вижу перед собой растерянного мальчишку. Он трёт переносицу, словно это помогает ему собраться с мыслями.
— Вы ставите какой-то важный эксперимент? — спрашиваю я, чтобы вывести его из задумчивости, указывая на разложенные на столе схемы и рисунки. — Похоже, вы что-то ищете.
— Верно, — кивает он. — Когда умерла моя жена, я посвятил себя поискам способа многократно усилить концентрацию.
Я хмурюсь, не понимая, куда он клонит.
— Прости, — продолжает Эдриан, заметив мою реакцию. — Ты бескрылая, и магия тебе недоступна. Но ты ведь знаешь, что в основе любой магии лежит концентрация?
Я качаю головой, надеясь, что моё незнание не покажется ему странным. В конце концов, от простой служанки не ждут познаний в магии.
Лиорд Эдриан, кажется, не удивлён.
— Магия — это сила, которой управляют с помощью концентрации, — поясняет он. Его голос становится твёрдым и спокойным, как будто лиорд рассказывает простую истину, которую я должна знать с рождения. — Когда концентрация сильна, магия в твоих руках способна менять реальность. Но стоит ей ослабнуть — и магия утекает, как песок сквозь пальцы. Это касается не только драконорождённых, но и всех магов. Вода, огонь, ветер — всё подчиняется этому закону. — Эдриан замолкает, пристально всматриваясь в кипящее зелье. — Из-за смешанных браков драконорождённые постепенно теряют эту способность. Им становится всё труднее управлять концентрацией и пробудить своего внутреннего дракона. А без него — нет ни силы, ни крыльев.
Он тяжело вздыхает, и его лицо становится серьёзным.
— И я нашёл способ многократно усилить её, пусть и на время. Это возможность вернуть драконорождённым то, чего они жаждут больше всего. А они всегда жаждут силы. Такова их природа, — Эдриан на мгновение замолкает, его взгляд темнеет. — Иногда эта жажда может стать проклятием. Мой сын — живой тому пример.
— Ваш сын? — спрашиваю я, чувствуя, как в голосе Эдриана появляются горькие нотки.
— Да. После смерти жены я искал способ усилить концентрацию не только ради исследований. Я хотел помочь ему…
Я непонимающе моргаю.
— Мой сын унаследовал многое от меня: ум, амбиции, жажду великих дел. Но вот пробудить своего внутреннего дракона, как это сделал я, мальчик так и не смог. И эта невозможность обрести истинную мощь с каждым годом точила его изнутри. Он стал искать силу в другом месте, в опасных знаниях, запретных артефактах… Я был слеп, погружён в своё горе, не видел, как жажда власти пожирает его. Будь я рядом, будь я внимательным отцом, этого бы не произошло! Но теперь всё, что я могу сделать — найти способ разорвать этот порочный круг, прежде чем эта сила уничтожит его окончательно.
— Вы невиноваты, лиорд Эдриан, — шепчу я. — Не корите себя.
Он замирает, и его лицо становится пепельно-серым.
— Я не помог ему. И теперь он чудовище… Они все умирают, Элис.
— Кто? — еле слышно спрашиваю я.
— Мой сын убивает своих жён.
Я не верю ушам. Тело сковывает, как будто кто-то невидимый положил ледяную руку на плечо.
«Это неправда! — пытаюсь убедить себя. — Он не признался бы в таком».
Я вижу в глазах лиорда Эдриана не сожаление, а боль — ту самую, что испытывает человек, потерявший всё, что было ему дорого.
— Но… зачем? — Я несколько секунд борюсь с подступающей тошнотой, пытаясь осмыслить его слова.