Будто им предложили не ссыльную везти, а золотой слиток делить. Скрипят зубы. Что ж, пускай делят. Мне всё равно кто из них получит сомнительную честь вытолкнуть в ту жизнь, о которой ничего не знаю.
Дозорные замолкают. В наступившей тишине я различаю торопливые шаги.
Неужели Дариус? Пришёл насладиться своей победой, бросить напоследок уничижительный взгляд? Или снова сказать какую-то гадость?
Дверца кареты со скрипом отворяется, пропуская внутрь узкую полоску света… и её. Катю. Нет, здесь она, кажется, Кэтрин.
— Чего тебе? — слова вырываются раньше, чем я успеваю их обуздать. Голос хрипит, словно я кричала часами.
— Как грубо, Ирис, — уголки её губ приподнимаются в лёгкой, почти незаметной усмешке. Она садится напротив. — Я хотела помочь.
Помощь? От Кэтрин, которая заняла место Ирис и теперь греет постель её мужа?
Передо мной встаёт образ земной жизни — мы с Катей, две подруги, делим секреты, мечтаем о будущем. Какая же я была глупая, слепая!
— И как же ты собралась это сделать? — выплёвываю я, вкладывая в слова всю горечь и презрение, на которые способна.
Её губы кривятся в подобии сочувственной улыбки, но в глазах плещется торжество хищницы, загнавшей добычу в угол.
Кэтрин медленно наклоняется, и я чувствую исходящий от неё аромат жасмина — тот самый, которым пахли её волосы, когда мы были подругами. Теперь он кажется приторным, удушающим, как запах яда.
— Подарок. На прощание, Ирис. Мы ведь подруги. Я правда не хотела, чтобы так вышло. Но сердцу не прикажешь. — Она насильно вкладывает какую-то безделушку в мои руки. — Не возвращайся. Мой будущий муж Дариус милостив, но моя доброта не безгранична.
— Он пока ещё мой муж, — говорю я, впиваясь в неё взглядом.
Золото обжигает ладонь, словно раскалённое клеймо. Поднимаю глаза на Кэтрин, и в горле застревает болезненный крик. Она не сводит с меня взгляда, в её глазах пляшут злые, торжествующие искры.
Медальон — две половинки ракушки, соединённые искусным плетением из золота — кажется зловещим символом в моей ладони. Сжимаю кулон в кулаке, острые края впиваются в кожу, причиняя физическую боль.
Скажут: я его украла, или ещё что похуже…
— Я не беру чужое, как некоторые. — Отшвыриваю медальон от себя. Он ударяется о стенку повозки с тонким, печальным звоном, будто оплакивая нашу разрушенную дружбу.
— Жаль, Ирис. — В голосе Кэтрин больше нет притворства. — А я ведь действительно хотела как лучше. Но ты всегда была такой строптивой. Дозорные! — взвизгивает она, выпрыгивая из повозки. — Бескрылая напала! Эта безумная хотела меня убить!
11. Его любовница
— Дозорные, отставить! — гремит мужской голос, и чьи-то сильные руки выдёргивают из полумрака повозки.
Почувствовав под ногами землю, я могу, наконец, рассмотреть мужчину. Сердце екает — это тот самый незнакомец, что гордо возвышался у трона.
— Всё в порядке, лиора? — спрашивает брюнет. От него пахнет знойным ветром и терпким сандалом.
Киваю, пытаясь отодвинуться, вырваться из-под его внимательного взгляда.
— Ирис хотела меня убить, — требовательно начинает Кэтрин. Она картинно шмыгает носом, изображая невинную жертву.
— Лиора лжёт. Ничего я не хотела, — спокойно отвечаю, чувствуя, как волна гнева подступает к горлу.
— Зэйн, я же твоя сестра! — Кэтрин хмурится. — Неужели ей поверишь, а не мне?
Он молчит, переводя взгляд с меня на Кэтрин и обратно. Наконец, Зэйн тяжело вздыхает и спрашивает:
— И как же она тебя убьёт, Кэтрин?
Брюнет заслоняет меня широкой спиной.
— Оружия у неё нет. Волосы острижены — ни капли магии. Взглядом, что ли? Так на тебе ни царапинки.