- Не получиться. Мне Владислав Адамович потом позвонил – говорит, все исчезло буквально через час. Мы еще подумали – хорошо, что я заснять успел.
- Тебе? Звонил? Кто?!
- Владислав Адамович. Патологоанатом.
Гена буравил мальчишку глазами, не веря собственным ушам. Этот… Владислав Адамович. Патологоанатом. Он же зверь! В жизни никого не пустит, пока все сам не осмотрит и подробно заключение не напишет. Нет, он, конечно, лучший. Да что там говорить – гений! Сколько дел раскрыто было благодаря… уж простите, за каламбур - патологической скрупулёзности и въедливости этого патологоанатома. И чтобы он сам кому-то позвонил!..
- Он что, твой родственник?
- Не мой. Анькин. Он её дядя.
- Дядя, говоришь… а эта…как её…Анька?
- Медсестра. Ну, я вам рассказывал.
- Молодец, Уточкин! Вот…молодец! Так держать, в общем. Ладно. Фотографии интересные…
- Это ещё не всё, - парень замялся. – Понимаете… тут… в общем – вот, - и он достал снимки из другого конверта.
Гена взял их и стал рассматривать. Повисла пауза. Был поздний вечер. Стемнело. Кивнув парню, опер подошёл поближе к фонарю.
- Слушай, - наконец поднял он глаза на молодого человека. – Это…чё за… А?
В другом конверте было… нечто странное. Ванночки с полу-проявленными снимками, на которых…
- Что-то видно…не ахти…
- Я объясню, - воодушевился Уточкин, - У меня, конечно, цифровик, но иногда я делаю снимки старым, - он порылся в рюкзаке и вытащил «Ф.Э.Д.» в потертом футляре.
- Понятно. Знатный раритет, конечно, но…
- Подождите, - он сложил ладони у груди и с мольбой уставился на шефа. – Я объясню. Я сделал всего пару кадров. Еще там, на рынке! А когда проявлял… вот! – и он ткнул пальцем в фотографии, которые Гена держал в руках.
- А зачем ты их в этих ванночках-то? Не видно ж ни фига! Сами-то эти снимки где?
- Это и есть самое интересное! Вот! – и парень, вне себя от счастья, вытащил из-за пазухи ещё один конверт.
Гена смотрел на снимки. Долго смотрел. Внимательно.
Тот же труп девушки. На рынке. Никакого круга с точкой – она в одежде. Мертвенно-бледное лицо. Рядом столпились люди. Кто-то с ужасом бросает взгляды в сторону несчастной. Яркий, солнечный день. Видна машина «Скорой помощи». Словом – ничего необычного, так оно всё и было.
И другие снимки. Вернее, снимки тех снимков, что ещё до конца не проявлены, а находятся в ванночке... Толпа, «Скорая», прилавки с фруктами – всего этого лишь лёгкие очертания. А вот труп уже виден чётко! Слишком…чётко. Гена поёжился, вспоминая...
... Когда ему было двенадцать, он ездил в Ленинград, к тётке. Тётя Тася водила его в Эрмитаж. Смотреть картины. Но душа его детская на высокое искусство не отзывалась, зато мумия, что в Египетском зале, впечатление произвела неизгладимое. Как сейчас помнит. И вот что-то в этом роде было изображено на фотографиях Уточкина.
- Вы пос-смотрите... пос-смотрите... – тыкал тот пальцем в мумию, чётко видную на негативе.
Именно такая мумия и лежала на земле вместо трупа.
- Слышь, ты, - Гена смял карточку в кулаке. – Ты чё мне подсунул, гадёныш?! Думаешь, самый умный? Голову мне тут морочить…
- Я понимаю. – Парень на всякий случай сделал несколько неуверенных шагов назад. – Но я готов вам всё показать! Пойдёмте! Я покажу негативы. Вместе проявим фотографии. Сами всё увидите!
- Куда пойдёмте?
- Ко мне, в лабораторию.
... – И как ты до этого додумался!? – не то удивился, не то восхитился Стрелков, глядя, как Слава фотографирует едва начинающий проявляться негатив.