- Мне здесь очень хорошо, Оля. И спасибо тебе большое, что приютила меня, но мне пора возвращаться обратно.- Куда? К вашему мужу? В тот дом?
Она возмущается искренне, как ребенок. Я невольно улыбаюсь при виде этого кукольного лица с большими глазами и алыми, будто фломастером нарисованными, щеками.
- Ну, во-первых, не надо так за меня переживать. Во вторых, помимо дома у нас есть квартира и после развода она достанется мне. В третьих, я просто не могу продолжать прятаться у тебя на кухне, как бы хорошо мне там ни было.
- Почему не можете?
- Потому что это не правильно. Мне нравится у тебя, но я чувствую, что когда я здесь, то теряю все важное там, в моей прежней жизни. Моих друзей, коллег, любимые маршруты для прогулок, хобби. В конце концов, я обещала Коле и Юре помочь с фирмой, пока Стас… в отпуске.
О том, что это за отпуск, решаю в последний момент промолчать. Коля сам расскажет своей жене, что происходит у нас в семье. Или не расскажет, но тоже сам.
- Вы этого гада еще и в санаторий отправили, - от возмущения Оля кривит губы и чуть подается вперед, чтобы опереться руками о дверной косяк.
- Зато у меня будет почти три недели тишины. И я смогу разобраться со всеми делами. И знаешь что, Оль? Хоть я и буду сейчас занята, ты всегда можешь обращаться ко мне за помощью с Маркусом и вообще. Что бы вы ни решили с моим сыном, я не перестану быть бабушкой своему внуку и, возможно, подругой тебе.
- Вот же черт, - от Олиного вскрика, я вздрагиваю.
- Не хочешь быть подругами? Ладно, я не навязываюсь…
- Да нет, Маргарита Сергеевна, просто живот очень болит. Уже не тянет, а будто разрывается изнутри.
Подхожу к невестке и вижу, как на бледном лице проступил пот. А сама она вжалась в стену и закрыла плоский живот ладонями.
- Мышцы каменные.
- Сделать тебе чай?
- Лучше вызовите скорую, - жалобно тянет в ответ.
- Уверена? Может ты просто съела что-то не то? У меня есть аптечка…
- Аааай, мамочки… Маргарита Сергеевна, больно…
Не понимая, что происходит, достаю из кармана штанов телефон и набираю 113. Через несколько гудков мне отвечает диспетчер.
- Какие жалобы?
Смотрю на Олю, которая статуей замерла в дверном проеме и не шевелится, и мямлю что-то неразборчивое:
- Эм, женщина двадцати пяти лет, острая кишечная колика. Накануне была в ресторане. – Вспомнив, что Оля говорила про рис, отвожу трубку от лица. – Оль, ты суши там ела? Может ты рыбой отравилась?
- Маргарита Сергеевна, - она со стоном сгибается пополам и чуть не плачет. – Не ела я ничего, я… я малыша жду… ждала… жду! Господи, да помогите мне, пожалуйста!
Я всегда отличалась хладнокровием. Экзамен в институт, свадьба, рождение сына, первый провал Стаса в бизнесе, потеря всего нажитого, унизительная измена не смогли меня сломить. Что уж, даже там, в маленьком кабинете, когда мой наблюдающий врач рассказывал мне про диагноз и его неутешительный последствия, я старалась сохранять спокойствие. Я думала, что это такая особенность характера, что я железная леди. Оказалось, я просто никогда не боялась всерьез.
Но сейчас мне впервые стало страшно. Страшно за Олю – скрюченную, с подогнутыми под себя ногами, она сама была похожа на эмбрион. Тот, который сейчас борется за жизнь у нее в животе.
Борется. И победит. По-другому быть не может.
- Все будет хорошо, - мой голос противно дрожит, тоже наверное впервые.
- Вы не бросите меня? Я очень боюсь больниц, пожалуйста, не уходите.
Оля подняла на меня бездонные, как два океана глаза. Бедная девочка, она так напугана, а я ничем не могу ей помочь.
- Оль, - глажу ее холодную руку, - я не уйду, пока мы не убедимся, что все хорошо. Скажи, какой у тебя срок?