И я не понимаю. Но это отец, он всегда был слабее мамы. Более чувствительный, живой, что ли. Ему всегда было трудно дотянуться до нее, а потом, когда родился Маркус, он совсем сник. Похудел, посерел лицом, перестал улыбаться. Наверное, ему тяжело дался вот этот переход от молодого мужика к деду, и в этом я тоже немного винил себя. Маркус незапланированный ребенок и родители просто не успели подготовиться к тому, что у них будет внук. Мама держалась отлично, а батя сдал. И вот результат.
Но я же видел, как он страдал сегодня! Как ему было плохо!
- Оля, я никого не оправдываю! Да, папа совершил ошибку, но они с мамой могли бы поговорить, а вместо этого она просто сбежала. И это не прошло даром, отец даже заболел на нервной почве!
Оля с громкий «чпоком» открывает новую банку и бурчит себе под нос:
- Господи, это какой-то сюр! Коля, прием! В этой истории жертва одна, твоя мать! Ты должен быть на ее стороне хотя бы потому, что она тебя воспитала!
- Я очень ей благодарен за свое счастливое детство! Но я уже вырос, сопли мне вытирать не надо, с ложки кормить тоже, к горшку, слава Богу, приучен! Я взрослый и могу со стороны видеть, кто больше нуждается в поддержке! Отцу плохо! Он в ужасе, что потерял жену!
- Услышь меня, - повышает Оля голос, - потому что ты теряешь что-то большее! Человеческий облик и маму!
Блядь, какой неуместный спор, и как же сильно болит голова! В висках колотит так, что я начинаю кричать, лишь бы заглушить этот стук молотков по черепной коробке.
- Никуда мама не денется! Мама это святое, она в базовых настройках у каждого человека! Так что подуется и вернется, а наши ссоры на эту тему меня уже напрягают!
- Извини, пожалуйста, что напрягаю тебя, - ровным безжизненным голосом произносит Оля.
И только сейчас я понимаю, какую херню только что сказал сказал.
- Оль, я не подумал…
- Да брось, как будто в первый раз, - слышу, с каким остервенением Олька закручивает крышки на своих баночках и понимаю, что сейчас на месте тех самых крышек моя кровожадная жена представляет меня.
До упора щелк, и нет головы у Коли.
Меня аж передергивает от правдоподобности картинки. И от того, как смотрит на меня любимая женщина. Не с восхищением, как раньше. Не с любовью. Не с чувством нежности и блеском в глазах.
Нет, глаза по-прежнему блестят, только от еле сдерживаемых слез и горящего в них разочарования.
Как же я ненавижу быть плохим!
И поэтому бросаюсь в омут, лишь бы исправить ситуацию:
- Я не то имел ввиду, я просто… какая разница, какая мама, да? Родила, спасибо, и на этом, пожалуй, все.
- А ты прав, - соглашается жена, и я не слышу в ее тоне сарказма. Видимо, и эта дурацкая черта у меня в отца. – Разницы нет никакой. Между алкоголичкой, которая устроила из вашего дома притон и водила домой разных дядей, которые с интересом смотрели в твою сторону и мамой, которая каждые выходные пекла печенье и покупала новые картриджи в приставку, чтобы позвать домой весь двор, и чтобы над рыжим мальчиком никто не смеялся – нет никакой разницы. Моя мама, Коля, водила дружбу со всеми бомжами, потому что вот такой у нее был круг интересов, а твоя выучила вместе с тобой китайский, чтобы потом, если твой всратый папочка не возьмет тебя на работу, ты бы мог устроиться в любое место! Твоя тебя любит, даже когда ты мудак, а моя не хочет знать, где я и как. Не «не может», Коль, а просто не хочет, хотя я сама звонила, просила о встрече. Все хотела ей доказать что-то, мол, смотри, какая я выросла, подарок даже купила, а она не пришла. Так что, Коль, все свои мысли про базовые настройки, про то, что мама никуда не денется, и про нет разницы засунь себе знаешь куда?
- Оль, прости. Правда прости, - я обнимаю жену, и, пока та сопротивляется, стуча кулачками мне в грудь, глажу ее по спине. – Я не прав.
- Свиньи вы не благодарные, вот кто! – Всхлипывает Ольга и мелко дрожит у меня в руках. – Ты ей по гроб жизни обязан!
- Да я ж не против, - растерянно шепчу я, - мама меня воспитала, человеком вырастила, и я ей очень благодарен. Но ведь сейчас у них проблемы и я не хочу, чтобы родители разводились. Я за них обоих переживаю. Папа болеет, винится, хочет поговорить, попросить прощения. Ты б его видела, Оль, он от вины места себе не находит. А мама непонятно где.
- От вас дебилов подальше, - бурчит моя колючка.
- Ну, так уж и дебилов, - усмехаюсь я. – Папа мужик мировой, и легко перевоспитывается. Я… ну, вырос уже. С ложки меня кормить не надо, засыпаю сам, к горшку приучен. В общем, полноценный член общества, поэтому да, отношусь к родителям как к равным. Если бы такое произошло у друзей, я бы вел себя так же.
Оля отстраняется от меня и с недоверием смотрит:
- То есть ты сейчас не отца защищаешь, потому что он у тебя фигура великая, а всех блядунов в целом? И, случись это у соседей, тоже бы доказывал, что надо поговорить, понять, простить?
- Оль, ну мы не знаем всей ситуации! Может мама сделала что-то такое…
- О Боже, - рычит Олька и падает на подушку, - Волков, я не хочу с тобой говорить.
- Я тоже не хочу ссориться.