Устало тру переносицу. Ко всем проблемам этого дня добавилась еще одна – мигрень. Это у меня наследственное, в отца. Хочу попросить Олю принести таблетки, но жена так сосредоточенно мажет щеки очередным кремом, что просто не решаюсь ее отвлекать.
В последнее время Оля с такой фанатичной серьезностью относится ко всем этим склянкам, что меня это даже пугает. Наверное, стоит обсудить с ней ее новое увлечение, но позже. Пока есть дела поважнее.
Иду на кухню, достаю из шкафа огромную аптечку, один в один как у родителей дома и нахожу нужную упаковку. Даже в лечении вышло скопировать отца – нам обоим помогают одни и те же таблетки.
Когда я возвращаюсь обратно, Оля елозит игольчатым роллером по белой маске у себя на лбу. Видок тот еще. А на тумбе тем временем выросла новая гора банок, которые нужно непременно намазать на себя.
- Может ты так готовишься ко встречи со своим любименьким Славой?
Да, шутка неуместная, но ведь это же шутка? Подкол. Юмор.
И резко перестает быть смешно, когда Оля жмет плечами и ровно отвечает:
- Может быть.
И снова возвращается к своим процедурам. Что-то трет, что-то шлепает, что-то мажет на веки и даже за ушами. Господи, а там зачем?
- Может, ты уже успокоишься? Это просто перебор.
- А может, ты ляжешь, наконец? – Огрызается в ответ жена. - Коль, не мельтеши перед глазами. Я за весь день с Маркусом впервые присела, а тут ты. И хоть большой, ведешь себя как маленький. Ложись спать.
- Я бы и рад, да не могу, пока не узнаю, где сейчас мама. И Слава твой, между прочим, мне в ее поисках не помог. Пропала, сказал, сами ищите.
На секунду Оля прерывает свое занятие:
- Прям пропала? И никаких поводов для этого не было? Ну, чудеса!
И снова шлепает себя пальцами по подбородку. Идиотизм какой-то! С ней точно что-то происходит…
Залажу под одеяло, выключаю у себя свет, и прежде чем отвернуться, бурчу:
- Повод был, но мама поступила по-детски. Вместо того, чтобы просто поговорить, она вот так прячется. А сама меня учила не убегать от проблем.
- Какая врушка! – Притворно ахает Оля. – Сыну значит одно рассказывала, а сама потом в кусты! Надо ее наказать за такое! Давай, как найдем, попросим папу ее еще раз при всех опозорить.
Вот же… язва! Я недовольно шиплю, пытаясь придумать ответ. Но трудно оправдывать того, кто и впрямь облажался. Крупно так, с размахом.
- Не пойму, у нас в лесу что-то сдохло? Чего ты не защищаешь любимого папочку?
И только из чувства противоречия, я пру наперекор жене и логике:
- Измена только обнажает старые конфликты, - произношу прочитанную в недавней статье фразу. На секунду мельтешение слева прекращается. От удивления Оля перестает издеваться над своим лицом и замирает.
- То есть, твои родители разводятся не из-за того, что папе отсосала чужая тетя, а потому что мама его носки плохо стирает, и борщ невкусный варит?
- При чем здесь ее борщ?
- Не знаю, надо было что-то сказать, а ничего в голову не лезет. Маргарита Сергеевна у нас же само совершенство, во всем хороша. Может хоть борщ у нее плохой, кто знает?
И это правда. Трудно вспомнить что-то, что мама бы не умела или не знала. Решить задачку, сшить мне костюм на утренник, забить гол в ворота – пацаны мне люто завидовали, а я страдал. Потому что мечтал об обычной, живой маме как у всех, а не Мэри Поппинс с всегда идеальной укладкой. Только Оля этого не понимает, сколько я ни объяснял. Каждый раз упрямо отвечает, что лучше такая мать, чем пьяница, которая собственную дочь на бутылку променяла.
С этим конечно сложно спорить.
- Родители не разводятся, - на ослином упрямстве тяну наш диалог.
- Коля, твой папа жестко накосячил, я вообще не понимаю, как ты его оправдываешь.