И непонятно, чего я боюсь, снова влюбиться или за этим своим глупым, не по возрасту возникшим чувством, потерять друга? Ведь, случись что, вернуться обратно и снова просто дружить с Юрой не получится. И от этого так страшно, что хочется сесть на свой громадный чемодан, закрыть лицо руками и заплакать.
Из самолета я вышла последней, последней же прошла через рукав к пункту таможенного контроля. Мне было незачем торопиться, сегодня меня никто не встречал. Оля на контрольном УЗИ и Коля с Маркусом, конечно, вместе с ней. Я сама их об этом попросила. Семья должна быть вместе, а моя семья это теперь я сама. Карина порывалась приехать, но не смогла из-за возникшей неоткуда комиссии, а больше у меня никого и нет. О Юре я даже не думала. Тут все честно, мое молчание куда красноречивей любых слов.
Он попросил всего лишь ему писать, я не сделала и этого.
Выхожу, понуро опустив голову. В одной руке гигантская сумка, в другой чемодан со сломанными колесиками. Смотрю только под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть, а потому не вижу, просто не могу увидеть огромный букет цветов, которым Юра прикрывается как щитом.
И цветы, цветы тоже самые любимые – тюльпаны.
- Юрка!
Кидаю сумку, отпускаю дурацкую ручку, отчего чемодан заваливается на бок, и бросаюсь на шею Шмелева.
- Я же просил не носить тяжести?
- Ага, - смотрю в его глаза, такие спокойные и добрые и просто умираю от счастья. Спасибо, Господи, тебе за Юру! Такого хорошего, такого любимого, такого славного человека!
- Рит, ты чего, плачешь? – Юра неверяще смотрит на меня. – Риточка, не пугай так, я же никогда не видел, чтобы ты плакала!
- Я от счастья, Юрочка! От счастья!
Обнимаю и целую его в губы. Сама. Не думая о том, что стыдно, не по возрасту, что могут заметить, и вообще… и всякое…
А вечером мы лежим на кровати и читаем мои письма. Все тридцать шесть. И на душе так тепло, так хорошо, что даже слов таких не подобрать. И мне не хочется загадывать, что будет завтра, потому что самое интересное происходит сейчас.
Эпилог
- Оль, ну дай нашу красавицу подержать, - я расплываюсь в улыбке, когда невестка протягивает мне в руки внучку. Красивую как кукла девочку с кукольным именем Агния.
Дети пришли чуть раньше, и я, не став ждать остальных, велела собираться за столом. Маркус увлеченно рассказывал папе про динозавров, а мы с Олей тетешкали нашу принцессу, время от времени споря, когда можно ей дарить мои бриллианты.
- Ну куда сейчас?! Рано!
- А в песочницу? – Не унималась я. – Чтобы наша девочка блистала.
Оля хохочет и с нежностью, которую может испытывать только мать, смотрит на своих детей. Сначала на Агнию, затем на Маркуса.
- Мам, я такая счастливая!
- Сплюнь, - суеверно шепчу я.
Потому что понимаю, каково это, испытывать неземное, невозможное счастье и бояться его потерять. И по себе знаю, и по Карине, которая сейчас спит в моей спальне.
В этом году мы впервые отмечаем восьмое марта не восьмого. И у меня, а не у Карины. Оно и понятно, после того скандала, который учинил ей Владлен…
Ночью выхожу на кухню, чтобы попить воды и вижу, как подруга сидит в кресле и крутит в руках запечатанную пачку сигарет. Это она конечно зря. Купила, по старой памяти, чтобы снять нервы, но так и не решилась открыть. Карина не курит после первого развода. И второй развод вряд ли вернет ее обратно к пагубной привычке.
- Не спишь?
- Да куда уж.
- Поговорить хочешь?
- Неа. Ничего не хочу.
Слышу в коридоре кто-то крадется. Это Юра потерял меня и пошел искать пропажу. Выхожу к нему, объясняю, что посижу немного с Кариной, пускай засыпает без меня. Юра кивает, украдкой целует меня в губы. Шепчет что-то нежное. Мы стараемся говорить тихо, как если бы в доме был тяжело больной человек.
Возвращаюсь, Ким все так же сидит в кресле, поджав под себя ноги.