Я со старта топлю двести двадцать. Только ползком почти, чтобы спрятаться за очередью обсыкающихся дам. На углу выпрямляюсь, поймав удивленный взгляд мимо проходящего мужчины, и делаю шаг-два-три…
— Пушкина, стоять!
Нет-нет-нет, педаль в пол и бегом вперед.
Я затылком чувствую, что Дантес дышит мне в спину. Лавирую между гостями и стараюсь не зашибить официантов с подносами. По пути даже, кажется, прокалываю кому-то ногу каблуком, но не могу остановиться и проверить — мудак все ближе. Как? Вот как?
Я уже почти ощущаю его прикосновения на запястье, когда резко сворачиваю, взбегаю по лестнице наверх и застываю. Ага, на сцене. Такая театральная пауза прям: все на меня смотрят, и даже ведущий замолк.
Приехали, блин.
Расправив плечи, чтобы казаться хоть немного увереннее, я откидываю волосы назад, выхожу на середину помоста и забираю себе микрофон.
— Э-э, — первое, что я произношу на весь зал.
Звук фонит, и на мгновение всех оглушают помехи. Ведущий покашливает, потому что я матерюсь. Гости пялятся на меня и чего-то ждут.
— Давай, жги! — медленно хлопая в ладоши, кричит Эй-Арнольд из толпы.
А Дантес замер прямо перед сценой внизу, но я не смотрю, не смотрю, не смотрю на него!
— Я-я… хочу поздравить Эмму Робертовну с организацией такого грандиозного события!
Какого, блять?
Щурюсь и пытаюсь разглядеть, что написано на плакатах, но меня слепят огни. Благотворительный… что? Я вроде даже помню, что там и к чему, но явно не выговорю череду английских слов: фэшн, хуешн, профешн, что еще?
— Да, я-я…
— А где Эмма? — доносится из зала.
— Да, где виновница торжества?
— Эмма, выходи!
Собственно, именно под этот галдеж Робертовна с дедом и заваливаются с балкона. Камеры выводят их крупным планом на экраны, и, уверена, всем становится ясно, чем эти двое занимались, спрятавшись от посторонних глаз. Да у деда весь рот в красной помаде, как будто он минутой назад кого-то живьем сожрал!
— В общем, с праздником всех! Ю-ху! — выдаю я в микрофон, хотя меня уже никто не слушает, и, улучив момент, сваливаю по-тихому. Дантес как раз отвлечен фееричным появлением новоиспеченной парочки.
Извините, Эмма и дед.
Я сбегаю по ступенькам, не замечая пола под ногами. Я так рада за этих двоих, что мне грустно — пиздецки грустно. Заметив, как Арнольд размахивает руками, я вытираю все же вырвавшиеся на волю слезы и выстраиваю к нему маршрут — через три человека сверну налево и…
Я очень быстро обо всем забываю, когда меня тараном сбивают с намеченного пути, силком утаскивают в сторону, а затем толкают в какую-то дверь, и я оказываюсь… на кухне?
Уже догадываюсь, что меня ждет, но специально медленно, растягивая колючее удовольствие, поворачиваю голову к тому, кто тенью возвышается надо мной.
— Какого хера, Саша?
Сначала я вижу его перекошенный — боже, какой он сладкий на вкус — рот. Затем пришедшие в беспорядок — как же мне нравилось зарываться в них пальцами — волосы. И наконец глаза, по которым я так скучала — больше всего по ним. А затем приходит осознание, кто стоит рядом, и я сполна ощущаю его желание убивать.
— Какого хера я бегаю за тобой, как щенок? Да я ни с одной бабой так не ебался, как с тобой!
Я тоже ни с кем так не…
Или он не про секс?
— Так и зачем бегаешь? — мертвецки спокойным голосом выдаю я, чему удивляется не только он. Из меня будто все силы разом выкачали.