И дальше болтовня в которой мелькает в какой-то момент “Дрис Ван Нотен” и у деда практически случается припадок.
— Это Александра Сергеевна Пушкина, прошу любить и жаловать. Моя протеже. — Она указывает ладонью в мою сторону, и я вижу в ее глазах неподдельную симпатию. И чем только заслужила? — И ее спутник. Ну, думаю, моего племянника никому представлять не надо.
Племянника?
Эмма хихикает уже под стать высокой моде, а я в один миг вытягиваюсь струной. Помните, что у меня в лифчике радары? Так вот сейчас они вопят о вторжении!
— Спутник, значит? — невежливо вмешивается в разговор Дантес, предательски подкравшись сзади.
Я даже не успеваю подготовиться!
— Да, я ее спутник, — тут же подключается Эй-Арнольд и протягивает руку, которую Дантес демонстративно не жмет.
Спутник же быстро ориентируется и с хитрой ухмылкой опускает бесхозную руку на мое обнаженное плечо. Супер!
Реакция зрителя неподражаемая — Дантес сжирает нас глазами.
А что хотел? Меня злит он. Меня злит его поведение. Меня злит его беспечность. И вообще нафига он к нам подошел? Там вон дети его руками жрут с тарелок, пусть им сопли вытирает!
— Саш, можно тебя на минуту? — спрашивает вдруг он и гораздо тише, интимнее, чем все говорят, и от его такого тона у меня сердце обливается кровью.
Вот как, просто скажите, как можно быть таким мудаком, чтобы звучать так искренне до дрожи? Будто и правда скучал.
Ненавижу.
— Мне кажется, вы меня с кем-то путаете, — вырывая с мясом собственное сердце, заявляю я. Отвернувшись, прячу то в маленькую сумочку, потому что оно мне, скорее всего, еще долго не понадобится. Может, даже лет сорок.
Ну что не так, дед? — одними глазами стреляю в ответ на его хмурые брови. Не понимаю осуждения, с которым тот на меня смотрит.
Я оборачиваюсь к Эй-Арнольду и доигрываю партию: поправляю его галстук, треплю за щечку и забираюсь к нему под локоть.
— Пойдем, милый? — от сладости моего голоса у окружающих определенно должны слипнуться задницы.
Но я, забив на всех, сбегаю прямо с собственного бенефиса под скрип Дантесовых зубов.
Пристроив Офелию к собачьему столу (и да, здесь нет отдельного стола для детей, а для модных псин есть), где за ней и ее тявкающими подружками присматривает специальный человек, я возвращаюсь к «спутнику», который внимательно за мной наблюдает.
— Ауч, — произносит тот.
— Чего? — Я сама вежливость.
— Это было жестко даже для меня.
Если он про Дантеса, то я ничего не хочу слышать. Сама подыхаю, вспомнив его взгляд напоследок. Мстительница из меня никакая, конечно.
— Блин, это и правда «Шанель»? — очень даже специально перевожу я тему на дрожащую, как будто после перепоя, чихуахуа в модной куртенке.
— Это не паль, — выдает Эй-Арнольд, а я мысленно ставлю еще одну галочку в табличку под названием «гей-не гей».
— Мне нужен допинг, — бросаю я, догадавшись, что может помочь расслабиться.
Поймав пролетающего мимо официанта с подносом, я беру в обе руки бокалы с шампанским и делаю знак, чтобы тот задержался еще.
Один — пузырьки щекочут рот и горло.
Два — в груди разливается тепло.
Я ставлю пустые бокалы обратно и хватаю третий, чтобы залпом…