Их с Сашей дети.
Саша что-то задумал.
Он — ДАНТЕС! Он, мать его, Мой Дантес!
И я не готова закончить все так, спрятав голову в песок. Последнее слово должно быть за мной. Дантес должен знать, кого потерял, иначе какой в этом всем смысл? Почему вообще я должна прятаться, а не он?
К Робертовне я уже захожу практически с ноги.
— Так, фея-крестная, меня все достало. Я хочу на бал! — заявляю во всеуслышание, и взгляды присутствующих замирают на мне.
И никакие крысы меня не остановят!
Глава 22
Глава 22
— И чего ты хочешь? — звучит в звенящей тишине голос Эммы, а все остальные будто застыли и ждут, что отвечу.
— Чтобы кое-кто понял, что потерял!
— Ни слова больше!
И в этот миг начинает твориться магия. Я перевоплощаюсь из гадкого утенка в лебедя, и это вовсе не так легко, как было в сказке о Золушке.
Моя личная фея-стилист по имени Семён совершенно беспощаден. Он заставляет меня идти и мыть голову, а после — принять ванну, чтобы расслабиться и убрать с лица выражение, будто я кучу говна учуяла под носом, если дословно.
— Иди и возвращайся порхающей бабочкой, поняла? — прогоняет меня он.
Поняла, поняла, блин.
Я плетусь к джакузи, но сначала принимаю перорально бокал вина. Затем вместе с ароматной пеной провожу пять треков «Two Feet» в ванной, и уже почти настроена убивать красотой.
Когда, завернувшись в халат, я появляюсь в гостиной, Эмма уже собрана, накрашена, одета и готова помогать мудрить надо мной. Она выдает мне комплект какого-то крутого итальянского белья, нежнейшего на ощупь, которое еще и потрясающе садится на моей худощавой фигуре. В зеркале сразу отражается другой человек: из колхозницы в растянутых майках я становлюсь моделью «Виктории Сикрет». У меня в этом белье вдруг и сиськи появляются, и задница, и ноги будто от ушей растут. И слезы в глазах стоят, потому что кое-кто этого не увидит.
Далее Робертовна выдает мне шелковый халат вместо махрового из ванной комнаты — не пойму, чем он ей не угодил — и шлет к Семену, который раскладывает фен, утюжок, и коробку косметики с кистями, как хирургические инструменты перед операцией. И начинается то, чего никто и никогда не делал со мной — я ведь девственница в макияже. Была. Вот сейчас Сёмочка, как его Робертовна зовет, меня и растлил.
Нет, своими руками я, конечно, красилась, но ведь это другое. Своими руками — это круто, но как мастурбация. Не то пальто. А сейчас творится самый явный разврат и вакханалия. На меня мажут и мажут. Кожу массируют, что-то там растушевывают. Открой глаза — закрой глаза. Не моргай, не дыши. Так хорошо — нет, не пойдет. Богиня и….
— Блять, посыпалось! Салфетку, срочно, — горланит Семён прямо-таки басом.
— А может, сразу скальпель? — бурчу я под нос, но меня игнорируют.
— Как же тебе идет этот цвет. Ну звезда! — снова превращается в милашку и восхищается тот, отойдя на пару шагов, чтобы оценить, будто шедевральную картину, издалека. — И у кого руки волшебные? Не благодарите меня.
Я слушаю это все и посматриваю на Эмму, которая аж светится.
— А платье? — оглядев свой прикид сверху вниз, я судорожно перебираю в голове все наряды.
— Платье уже в пути, — с гордостью заявляет Эмма и подмигивает мне.
Как раз в это время раздается звонок в дверь, и Офелия заливисто лает.
Я оборачиваюсь, быстро смотрю на себя в зеркало и присвистываю. Это все... очень хорошо. Ну правда. И самое главное — я не вижу разукрашенный вульгарную куклу. Это я, но очень красивая. Макияж почти не заметен, волосы лежат красивыми волнами и блестят, будто в рекламе шампуня. Я похожа на сказочную героиню из «Диснея».
— Ого! — услышав знакомый голос, я не верю ушам.
— Деда? — Да, за моей спиной появляется дед с кофром для одежды.