🕮 Читать книгу «Сосед будет сверху» онлайн

— Да, — после паузы говорит она. — Я была бы счастлива и с тем, и с другим, только не спрашивай, кого я любила больше. Это разное.

— Но вам было больно?

— Иногда.

— А с дедом бы не было?

— Было.

— Почему так?

— Потому что, — она вздыхает, и ее вдруг прорывает. — У каждого из нас есть половинка. Человек, предначертанный судьбой. Но это вовсе не значит, что нам не могут подойти другие люди. Это было бы глупо, если бы наше счастье могло быть скрыто лишь в единственном человеке.

Эмма ведет рукой в сторону, а затем складывает ладони и опирается на них подбородком, слабо улыбаясь.

— Мне повезло встретить подходящего партнера дважды. Первый раз это был Саша... Он и был той самой половинкой для меня, такой же как я кривой и неровной, — Робертовна говорит про деда с такой любовью. — Второй раз — Леша, который идеально мне подходил. Думаю, если бы я встретила их в другом порядке, я… или не сблизилась никогда с Сашей, или развелась бы с Лешей. Но все вышло, как вышло. И да, мне было больно, но вполне терпимо. Я ни за что не хотела бы потерять Лешу. У нас с ним была замечательная жизнь. Я правда его любила. Очень-очень сильно. Он был моим большим и сильным человеком, самым родным. Однажды твой дед мне сказал: “Он тебе меня заменит. А я тебе его — нет, вот в чем штука!”. Сашка был мальчишкой, его было легко любить. но трудно понимать. Он не давал проникнуть в душу, у него были лишь иголки и яд, хоть он и захватывал, как ураган. Нам бы, наверное, потребовались годы, чтобы узнать друг друга по-настоящему. Лёша же был взрослым и спокойным, как море. Он позволил в себя влюбиться медленно и глубоко. Саша обжег меня быстро и навсегда, и я с этим шрамом всю жизнь так и проходила. Лёша же его не лечил и не касался. Он не лез в душу, но мы с ним срослись, как старые корни. Это было настоящее. Правда.

— Он не чувствовал, что вы любите кого-то еще?

— О... он знал, — она улыбается.

— Знал? — У меня челюсть отвисает. — Как знал?

— Леша все прекрасно знал, но он был очень мудр и никогда не ревновал. Знаешь, что он говорил? Ревность — удел слабых игроков, которые не следят за собой, а следят за тем, как бы не победил соперник.

Эмма ухмыляется. И сейчас я вижу в ее глазах гордость и восхищение. Если это и не любовь, та истинная, то она действительно ценила и уважала своего мужа.

— Он не боялся, что я уйду или изменю. Леша просил простой честности, и меня так пьянила эта свобода, что я не захотела ничего… менять. Он ничего не требовал, и мы почти не ругались.

— А скучно вам не было?

— О, нисколько! Он был самым активным человеком в мире, и мне некогда было тосковать и скучать. С Поэтом у нас были нескончаемые разборки, сцены, ссоры-примирения. С Лешей все было иначе. Спокойнее. Взрослее. Мы строили планы, путешествовали с ним и с собаками. У нас был дом на колесах, на котором мы исколесили всю Россию и Европу. Мы вместе учили иностранные языки, а когда я захотела журнал, он помог, вник и на старте занимался им вместе со мной. Он научил меня очень многому и любил так, что захватывало дух.

— Он хотел детей?

— Я не хотела, а он… не просил. У нас был его племянник. Тот рано осиротел, и вот мы, уже будучи в возрасте, практически заменили ему родителей. С чистой совестью могу сказать, что мы вложили в него всю нашу любовь, положенную от природы.

— И все равно я не понимаю, как это, — настаиваю я, потому что не могу представить, что заменю Дантеса Васей Пупкиным, хоть и таким хорошим. — Любить кого-то и вот так... Это же замена, разве нет?

— Это очень хорошая замена, Саша, — Эмма улыбается, глядя на меня, как на малое неразумное дитя. — Лучшая. Любимая. Когда у тебя ломается машина, ты же не оплакиваешь ее всю жизнь. И животных новых заводят, прости уж за дурацкое сравнение. Лёша мне как-то сказал: “Ты можешь любить папу и маму, детей и родителей, кошку и собаку. И двоих любить можно, а верным быть только одному!”

— Но разве с дедом...

— Все было бы иначе. Возможно, я была бы счастливее, но это, Саша, «было бы». Жизнь сослагательного наклонения не любит. Поэт в нас не поверил, в меня не поверил. Так о каком счастье речь? Леша верил во все, и я была с ним.

— А любили деда.

Я не успокоюсь, пока не въеду хотя бы немного.

— Любила. Так, что захватывало дух, но ему этого не было достаточно, — Эмма повторяет собственные слова, и теперь они имеют другой смысл. — Лёше было достаточно моего взгляда. А у меня до самого конца от его поцелуев подгибались коленки.

Она была счастлива, но боль в груди никуда не делась. Воскресла, вспыхнула тут же — сорок лет ее не излечили. Подумать только... сорок лет! Сорок!

Не хочу. Так не хочу.

И от этого скулю по ночам, колочу подушку, а потом приходит дед, гладит по голове, тихо матерится и много курит со злобным шипением. Материт Дантеса в хвост и гриву.

Я в отчаянии, но видеть того — выше моих сил. Я просто сдамся ему и потом буду себя ненавидеть. А Дантес не изменится. Он не перестанет глупо шутить, не станет более открытым в чувствах.