— Не скучно, я сказал, а утомительно, — он поправляет меня учительским тоном. — В какой-то момент все теряет смысл. Когда долго не срастается, пропадает желание подстраиваться под кого-то, заботиться. Ты просто берешь свое. Потому что дают.
Усмешка срывается с моих губ.
— И неужели ничего ни разу не ёкнуло?
— Ёкало. Но ничего не получалось, — добрались и до блондинки, походу, — или я не устраивал.
Как такое возможно?
— И ты так просто сдавался? А как же бороться за свое счастье?
Любить нужно до конца, бороться за любовь, а не маяться хренью, — звенят в голове слова деда. Все такие умники, но, кажется, никто не следует собственным советам.
— Глупо стучаться в закрытые двери. — Я прыскаю на слова Дантеса, и мне ни капли не стыдно. — Я не буду навязываться никому. Если оно «твое» и «для тебя», то никуда не денется. У меня одинаковые принципы для жизни и бизнеса.
Мое по-малолетски огромное сердце не устраивает Дантесов цинизм.
— Ты сказал «искал, ждал». Все в прошедшем времени. Неужели кого-то нашел?
Да, я открыто намекаю на себя, потому что дико, до дрожи хочу взаимности. Ну или хотя бы правды и откровенного: «Да, нашел, Машу. Проваливай!». Ожидание убивает меня.
— Может быть, но…
Ох уж эти но!
Если он сейчас ляпнет хоть что-нибудь о блондинке, я спрыгну на фиг. Или нет, я его сброшу! Точно!
— Не понимаю, что ей надо.
Да любой нужен ты! Даже блондинке, просто она дура и не сообразила еще.
— А если бы она, та… — я почти решаюсь на отчаянный шаг спросить Дантеса в лоб.
— Если бы да кабы, — возмущается он, а мне кажется, что я это где-то слышала, — хватит уже. Я живу настоящим моментом и тебе советую.
— Хм. — Может, не все потеряно, и у меня есть надежда? — Значит, воробей в руках? Не журавль в небе?
— Господи, этому столу больше не наливать. — Дантес снова тянет меня к себе, отставив полупустой стакан с третьей порцией сидра в сторону. — Какие воробьи и журавли, когда у меня тут курица на чужом «Ауди», красивой задницей разбомбившая мне фару?
Я вроде бы возмущенно отбиваюсь от его рук, но сама улыбаюсь, как дурочка. А стоит ему поймать мои губы, просто сдаюсь. Я так устала сопротивляться — сдаюсь и теряюсь в его взгляде, которым он будто бы что-то пытается донести до меня, но я слишком глупая и влюбленная, чтобы сейчас хоть что-то понять.
Я хочу его. Всего. И полностью. Хочу обглодать до костей, хочу зацеловать до остановки дыхания. И я свободно ведусь, когда он тянет меня забраться к нему на колени. Даже выгибаюсь, чтобы теснее, ближе, жестче.
— Что ты там говорила про крышесносные минеты? Как насчет одного?
— А ты уже наелся? — Киваю в сторону полных тарелок. — Силенок-то хватит выдержать?
— Я сейчас тебя съем! — он хрипит и набрасывается на мой рот с такой силой, что теперь боюсь задохнуться я сама.
Его пальцы цепляют края моей футболки и тянут вверх. Губы через пару мгновений обрушиваются на грудь — ласкают и тянут, целуют и больно щиплют нежную кожу.
— Снова без лифчика, — от его голоса вибрируют соски, — невыносимая.
Я запрокидываю голову, наслаждаясь каждой блаженной секундой. Пытаюсь сосчитать звезды, но на каждой второй сбиваюсь к чертям. Боги, что может быть лучше, чем это? Особенно с таким адреналином на высоте — я вроде бы и смирилась, но все равно щекочет нервы.
— К черту минеты. Малыш, привстань, — слышу я сквозь гул в голове.
— Что?