Пальцы Дантеса оказываются в моих трусах, а из моего рта вырывается всхлип. Черт, до этой секунды я не осознавала, насколько безгранично желала ощутить его в себе. И тем более не догадывалась, как сложно будет это остановить: тело чувствует себя в его руках, будто бы на своем месте. Мы идеально подходим друг другу, и это пугает.
Потому что, когда придется расстаться, от меня, вполне вероятно, оторвут кусок мяса на память — настолько я успею срастись с этим придурком.
Дантес делает еле уловимое движение пальцами во мне, и на его губах расцветает довольная счастливая улыбка победителя. Это правда, он победил. Он прижимает меня крепче, снова целует. Он стискивает меня в своих руках, мнет, будто я плюшевая игрушка, рычит, стонет. Я себя уже даже не ощущаю. Будто я стала частью другого человека и наблюдаю за собой со стороны.
— Стой. Стой! Ты обещал! — визжу я, как ненормальная.
Он резко тормозит.
— Что?
Будто не верит, что я его остановила.
— Ты обещал! Без моего желания не…
— Ну мы же вчера выяснили, что…
— Нет. Нет! — возражаю из последних сил я.
И Дантес отходит на шаг, опускает руки. Я не смотрю на него, потому что не хочу знать, как он сейчас выглядит.
— Иди оденься, — почти возмущенно шепчу я. — Не ходи... так.
— Почему? Волнуешься? — его голос все еще звучит игриво.
— Нет. Шурика-младшего простудишь. Иди уже, — я еле выдавливаю из себя. Мне прям плохо от того, что мы не завершили очередной акт прелюбодеяния.
И еще хуже от того, что я слышу шаги и тихий смех Дантеса. Боже. Я наливаю себе стакан воды и пытаюсь успокоиться.
Тщетно.
Дантес возвращается уже при параде — одетый в выглаженную футболку и светлые домашние штаны. Весь такой идеальный, с иголочки, хотя еще полчаса назад дрых мертвым сном. И как это у мужиков получается? Что за магия?
Он молча делает себе кофе и садится есть, пока я собираю грязные столовые приборы в посудомоечную машину. Не трогает меня, как послушный мальчик, а я тихо ненавижу собственные загоны. Я в офигенном пентхаусе с пальчики-оближешь-каким-красивым парнем строю из себя недотрогу, потому что боюсь разбитого сердца. Ду-ра. А могла бы получать очередные оглушительные оргазмы. Уже прямо сейчас. На этом столе.
Фыркнув под нос и поймав вопросительный взгляд Дантеса, я с горечью выдыхаю. Работу-то выполнила, сварганив ему пасту с креветками на ужин, пора и честь знать. Я не хочу споров и скандалов, не хочу выдавать отрепетированную за эти двадцать с лишним минут его отсутствия речь, которую обязательно обрушу ему на голову, если задержусь. Ду-ра.
— Офелия! — зову я подружку, что шатается где-то с носорогом. Лишь бы не спаривались, и то ладно.
Ну попроси меня остаться.
— Саш, — летит мне в спину, отчего я вся подбираюсь и оборачиваюсь с дежурной миной. Сердце пропускает удар, чтобы забиться быстрее. — Вкусно, спасибо, — говорит Дантес и кивает на стопку бельгийских вафель, хотя едва ли успел к ним притронуться.
Дантес улыбается мне самой милой и беззащитной улыбкой, которую я только видела и от которой теряюсь в пространстве. Где я, твою мать? И почему все еще не целуюсь с ним, а?
Боже, останови меня, да прямо здесь возьми! Как угодно, я даже сопротивляться не буду. Пожалуйста.
— Пожалуйста, — повторяю мысли только с совершенно другой сутью. И интонацией.
Дантес хмурит прекрасные брови, явно пытаясь разгадать меня, но у него не выходит.
— Слушай, может, я повторюсь, но, кажется, вчера нам обоим было хорошо. Разве нет? — осторожно начинает он снова.
— Было. Хорошо, — выдавливаю я из себя через силу.
Дантес откладывает вилку с ножом, прячет руки в карманы, вроде бы показывая, что не собирается нападать, и подходит ближе. Он сохраняет заветный метр между нами, хотя я от страха все равно врезаюсь копчиком в стол.
— Тогда что не так? Потому что я тебя не понимаю.