— Да, мой папа очень хотел собаку, а мама — нет. Они ее все-таки завели, и вылезли самые мерзкие мерзости в их характерах. Это было ужасно. Они стали ругаться каждый день и кидать стрелки на бедную Лейку. Маму бесила шерсть, испорченные вещи и то, что Лейка цапнула меня, — я протягиваю руку и демонстрирую белый шрам на ладони, — но я сама была виновата. А для мамы это стало последней каплей. Она отвезла Лейку в приют, пока папа был на рыбалке, и это… в общем, плохо закончилось. Я начала проситься с ночевкой к деду, как раз когда Лейка появилась у нас. Сестра предпочла компанию бабули — они с дедом тоже в разводе, а я вот... У него было спокойнее.
Я впиваюсь пальцами в стол и наблюдаю за тем, как костяшки белеют. Вроде бы дела давно минувших дней, но говорить об этом все равно непросто.
— В общем, родители у меня были и есть, но я что в детстве, что сейчас не чувствую себя комфортно ни с одним из них, — незаметно выдохнув, продолжаю я. — Дед — другое дело.
— И сестра, значит, есть?
— Да, младшая. Соня. Попытка родителей наладить семейную жизнь.
Делаю еще глоток, моля себя не затеряться в разговорах о детских травмах и обидах.
— Где ты всему этому училась? — он наблюдает за тем, как я ловко шинкую овощи. Нож порхает над доской, а я кайфую от того, как удобно тот лежит в руке. — Ты же только собралась в кулинарное, а чувствуешь себя как будто бы уверенно.
— Друзья деда. Они, типа, кулинарные эстеты. Любители тачек, мотоциклов и вкусно пожрать.
— Все, что я люблю. Мне определенно нужно флиртовать с твоим дедом, а не с тобой, — улыбается Дантес, а я, сощурившись, указываю на него ножом.
— А ты флиртуешь?
— О, да. Ты что, не заметила?
— Ты не должен этого делать, — я понижаю тон до шепота и снова затыкаю себе рот бокалом.
Вкусное все-таки пойло это его белое сухое.
— Почему? — звучит почти вызов.
Он откладывает очередную креветку, встает со своего места и идет к раковине. Моет руки, вытирает бумажным полотенцем. Все преувеличенно медленно, очень плавно и по-кошачьи. Я завороженно наблюдаю за ним, позабыв об овощах.
— Я твоя... кухарка. Я работаю на тебя. И ты отвлекаешься от креветок!
— Если ты не заметила, я покончил с ними, — он кивает на миску, и я действительно замечаю, что кастрюля полна голов и хвостов. — И прошу, не говори, что ты правда будешь этим меня кормить.
— Буду, — я вскакиваю с высокого стула, беру головы, заливаю их водой и ставлю на плиту.
— Ты коварная, — он смотрит через мое плечо на то, как они закипают, следит за моими руками, и от этого мурашки бегут по коже. Приятно, но странно. Я усмехаюсь, радуясь, что не начала хихикать, как дурочка.
Достаю курицу, разогреваю масло и раскладываю кусочки филе на сковороде. Тут же кухню заполняет аппетитный запах жареного мяса, а Дантес за моей спиной тянется, чтобы включить вытяжку. Я оказываюсь слишком сильно прижата к нему, мне приходится отступить. Дантес это замечает, но, промолчав, медленно достает из кармана какой-то пультик, и мягкий женский голос сообщает, что температура в квартире понижена.
— Это что? — Губы пересыхают от напряжения, я делаю вынужденный глоток вина. В терапевтических целях.
— Сплит-система. Она в этих квартирах встроенная.
— М-м.
Приходится мычать. Вино что-то сделало с речевым аппаратом, у меня не получается формулировать мысль. Лучше завтра уточню на трезвую голову.
Я переворачиваю мясо и смешиваю соус.
— Выглядит неплохо, — ухмыляется Дантес, по-прежнему нависая надо мной.
— На вкус еще лучше, — выдаю я гордо.
Надеюсь, я ничего не испортила. Соевый соус тут источник соли, и он какой-то ядреный, но дядя Самба его очень хвалил. Только кажется, предупреждал, чтобы разбавила водой. Или это он не про него?
Черт.
Поставив все таймеры, я достаю пасту для том яма, рыбный соус и лемонграсс, остальное уже лежит на островке. Дантес где-то рядом, что-то разглядывает, будто инспектирует, склонив набок голову, и наблюдает за моими действиями.