Просто сделай это!
— Так, ты ничем не занят, поэтому будешь мне помогать, — командую я и достаю миску, чтобы залить креветки холодной водой.
— Чего? Ты моя рабсила, а не жена! — возмущается сосед.
— Дантес, милый. — Я наваливаюсь на стол и ловлю похотливый взгляд на своей груди. Никогда еще моя единичка не удостаивалась такого вожделенного внимания, а тут что ни встреча, то ее пожирают глазами. — Мне очень, — у меня выходит так хрипло, что сама удивляюсь, — очень нужна твоя помощь.
Я ставлю перед ним кастрюлю, пустую тарелку и миску с креветками.
— Так, смотри! Отрываешь голову, снимаешь панцирь и вытаскиваешь кишку. Креветку — сюда, шелуху — в кастрюлю. За работу!
— На сухую я не согласен, — ворчит Дантес и прет к холодильнику.
Он молча достает бутылку вина и наливает два бокала.
— Я... не-е... не надо!
— Надо, Кончита, надо.
Этот ужасный человек портит все мои планы! Я должна ненавидеть придурка до дрожи, он должен быть мне противен, но по какой-то причине его ужимки меня веселят. Нет, я борюсь как могу, конечно, но кого я обманываю?
— Чин-чин, — улыбается он, — за сотрудничество!
Ладно, к черту, я сдаюсь. Вино еще никому не вредило. Тяну руки к бокалу, делаю жадный глоток, и скулы тотчас сводит от кислого вкуса. Я еле сдерживаюсь, а Дантес уже разливает остатки. Бутылка входит в большие бокалы вся до последней капли.
Интересно, я выживу?
Отпиваю еще вина и, поставив вариться мясо для бульона на том ям, достаю овощи. Сегодня будет азиатский вечер, и у меня уже слюнки текут — так хочется все это попробовать. Я мариную куриное филе для стир фрая с крахмалом и соевым соусом — курочка получится бархатная. Достаю рис и новенькую массивную разделочную доску.
— Так, голова, — Дантес отламывает креветке башку, — хвост, — хвост уже летит в кастрюлю, — и… кишка, фу!
— Зато ты точно не пожалеешь. Это будет очень вкусно.
— Зачем тебе эти отходы? Можно же просто кидать все сразу в измельчитель. Имей в виду, меня может стошнить от вони.
— Я буду варить из этого бульон.
Дантес смотрит на меня в полном ужасе, но продолжает работать руками, что очень мне нравится. Как будто мужские руки и кухня — это автоматически эротично. И чтобы сильно не палиться, я отворачиваюсь и торопливо делаю глоток из бокала.
Что ж, вино уже не кажется таким плохим.
Какое-то время мы работаем в молчании. Из колонок доносятся первые звуки «Panic! At the Disco», и я, увлекшись, начинаю пританцовывать. Готовить в такой обстановке — одно удовольствие. От новеньких досок приятно пахнет, острые ножи режут идеально, музыка греет душу, все под рукой. Я почти мурлычу и ловлю себя на том, что глупо улыбаюсь. А вот Дантеса — на том, что он поглядывает на меня.
— Ну что, Саня, — медленно произносит, будто обсасывая каждое слово, — значит, твой дед — дружок моей бабки? И при этом он байкер, любитель рока... Что-то тут нечисто.
— Не поверишь, но Робертовна любила плохих мальчиков, — усмехнувшись, я принимаюсь нарезать овощи. — Они с дедом были вроде как в отношениях. Ну, когда-то. Но она предпочла ему богатого мужика. А мой дед так и остался страдать в своем гараже, вспоминая первую несчастную любовь.
— Вы с ним близки?
— О, очень. Я вроде как выросла с ним.
— Нет родителей?
— Есть. — Я смотрю на перец и увлекаюсь изучением идеально-гладкой кожуры. Не люблю говорить о своей семье, но Дантесу почему-то рассказываю: — Они развелись. Смешно, но из-за собаки, — зачем-то добавляю я.
Прикуси язык!
— Чего?