— Не знаю, о каком Владимире речь, но я про Жоржа. Ну, точнее, про Георгия. Жорика. Почему нет?
— Хорошо, что мы забыли гениальную идею назвать его в честь деда — Сашей, а то запутались бы окончательно. Я все равно настаиваю, что Сан Саныч — имя для сантехника.
Теперь моя очередь закатывать глаза, а Пушкиной — цепляться за меня, чтобы разделить сраную боль на двоих.
— Мне не нра-авится хренов Жо-орж, — уже возмущается она сквозь стиснутые зубы. — Давай Влади-миром!
— Не пойму, причем здесь Владимир вообще.
— А Дантес разве не Владимир? Какой Жорж, что ты несешь? Я точно помню — Влади-и-ми-ир! Я же откуда-то это взяла? Наверняка… А, точно! — радостно вскрикивает Сашка, видимо, миновав очередную схватку. — Это ж певец такой. Ну, ведущий. Про жратву передачу была, не помнишь, что ли?
Я умиляюсь ей. Она еще так смотрит, что я почти боюсь не вспомнить то, чего и не знал в помине.
— Пушкина, ты такая тупая у меня, — я не сдерживаю смеха.
— Ты совсем охре…
Я целую ее, как раз когда Саша вновь начинает тужиться.
— Такую тебя и люблю.
— ТУПУЮ-Ю? — Нас, должно быть, слышит весь этаж, хоть мы и находимся в отдельном родзале.
— Такую, какая есть. Ты, кстати, голодная? Что хочешь съесть после? Я организую.
— Шаурму. МНОГО ШАУРМЫ! Твоего мальтибуля хрен проко-ормишь!
Что-то как будто меняется. Саня медленно поворачивает в мою сторону голову и выдает тихое «Ой».
— Ой?
— Ой.
— Да что «ой»?
— Зови врача, быстро. Кажется, началось!
Я не понимаю, что там началось. Зато слышу ее сдавленный стон и чувствую, как в следующую секунду мне все же выламывают палец. Мы с Пушкиной орем в унисон. Я хватаюсь за руку, она — за поручни койки. Начинается суета. Не въезжаю, что происходит, но вот Саша уже лежит на кресле. Это как вообще? У нее между ног врачи, рядом какая-то женщина в форме. Все командуют.
— Шить зовите, — велит главный медсестре.
— Чего? Чего шить? — в голове не сходится. Палец болезненно пульсирует и отвлекает, но Саня тянется ко мне снова, и я вынужден пожертвовать ей другую руку.
— Отдыхай, — командует доктор.
— Окей, — говорим мы хором.
— Да не вы, папаша. Александра пусть отдыхает.
— А-а...
— Ты чего? — Она часто дышит, хмурится.
— Ты мне палец, кажись, сломала. Слушай, Пушкина, ты… ты ребенка рожаешь.
— Ага.
— Живого нового человека.