— Не верю, — бормочу я.
— Чему?
— Ты — Дантес?
— А ты и правда Пушкина?
Я достаю из кармана права и протягиваю ему, он делает тоже самое. У него на фотографии та же нахальная улыбка, имя соответствует сказанному. Возраст — двадцать семь. Он же изучает мои права долго и пристально, без улыбки, а после возвращает мне, ухмыльнувшись.
— Девятнадцать. Я думал меньше.
Я жму плечами. Пофиг, что он там думал.
— Не отвлекаемся, — я протягиваю мистеру Мудаку ладонь. — По рукам, Дантес?
— По рукам, — он повторяет улыбочку с фотки, — Пушкина.
Глава 4
Глава 4
Я убиваю чертовы полдня, чтобы выбрать одежду для похода к Его Мудачеству. Собираюсь, ей-богу, как на эшафот. Я бы вообще взяла на прокат рясу в пол (их, кстати, сдают в аренду?), чтобы он даже не пытался смотреть в мою сторону, да боюсь сдохнуть от жары — за окном по-прежнему плюс пятьдесят, а я все еще помираю без кондиционера.
К шести часам, не придумав ничего лучше, я выряжаюсь в широкую майку оверсайз и велосипедки. Мажу губы блеском и быстро с психом стираю — не хочу даже намека давать, что пытаюсь впечатлить его. Черт, а я пытаюсь? Нет, конечно же нет, просто идет сто восемьдесят шестой день моего воздержания. Такими темпами я и правда монашкой стану — рясу бесплатно выдадут. А святые могут сквернословить?
Собрав волосы в высокий хвост, я ловлю мечущуюся по квартире псину и прижимаю к груди, как броню. Да, я специально с утра держала ее на голодном пайке (я про секс), чтобы в случае чего натравить на соседа. Офелия становится очень злой и агрессивной, когда не трахает бобра каждые три часа.
У меня все получится, — пытаюсь убедить себя.
Но стоит мне ступить за порог, как ноги наливаются свинцом. Я выдумываю с десяток дурацких поводов вернуться и никуда не ходить. В какой-то момент даже почти решаюсь разрисовать себя зеленкой. Мудак же не захочет заразиться ветрянкой и лишить себя ежедневного общения с Иришками? Но я со стоном выдыхаю, потому что с этим экземпляром может и не сработать. Там в голове стекловата, что с него взять?
У меня все получится, — настырно повторяю я.
В лифт захожу уже полная решимости пережить этот вечер. Хотела ведь попробовать парочку новых рецептов во имя будущей карьеры? Жалела денег на продукты — там очень дорогой расход. Но, если мой шантажист хочет жрать нормальную еду, ему придется раскошелиться, так ведь? Я видела его машину, с него не убудет.
Стук-стук-стук, — напоминает лифт о чужих губах на моей груди, которые мне снились, но я машу головой, чтобы поскорее забыть это все. Я не буду представлять Этого Парня на месте Джейсона Момоа! Нет и точка.
— Тяфк, — подтверждает мои мысли Офелия.
Моя девочка, — с гордостью думаю о псине, только вслух ей этого никогда не скажу.
Перед квартирой, где обитает смазливое исчадие ада, я уже не тушуюсь — выставляю собаку и громко стучу. Я не слышу шагов и движения за дверью, поэтому хорошенько замахиваюсь, чтобы излить на чертову преграду весь свой гнев, когда с глухим щелчком замок открывается и передо мной снова стоит полуголый сосед. И нет, даже не полуголый. Он почти, мать твою, голый! На нем только серые шорты и больше ни-че-го!
Я собираюсь послать его прямым текстом и уйти с гордо задранным подбородком, но из гребаного пентхауса дует прохладой. Как зачарованная, я захожу внутрь, делаю два бодрых шага вперед и едва ли не прикрываю от удовольствия глаза — у него мороз, точно в Арктике! Я готова остаться здесь жить, черт возьми!
Правда, радость быстро сменяется недоумением, когда мне навстречу вываливается серая туча из мышечной массы, издалека напоминающая носорога — такая же грозная на вид.
— Эм-м, а что это такое, можно узнать? — застыв на месте, писклявым от испуга тоном спрашиваю я и замираю посреди просторного коридора-холла. У Робертовны тут места поменьше из-за огромного гардероба.
Пройти успеваю всего ничего, но и назад отступить уже не выйдет — зверюга явно в два шага догонит нас и проглотит не жуя. В поисках спасения я нахожу глазами дверь слева, видимо, в гостевой туалет — оставлю, как запасной план к отступлению. Справа отсутствует стена, как у Робертовны, и открывается вид на гостиную.
— Вот это как раз собака, — язвит мистер Мудак мне в спину. Ему явно любопытно, как я отреагирую на этого монстра.
— Мне уже прощаться с жизнью или как? — Я все еще не двигаюсь, потому что тупая приплюснутая морда смотрит на меня, не отрываясь. — Просто знай — если я умру здесь, я стану самым бесячим призраком из всех существующих.
И буду разгонять твоих Ирин, пока у тебя тыкалка не отсохнет.
— Шурик, место, — лениво произносит сосед, и его монстр ведет ухом, мол, услышал, а потом падает на пузо прямо там, где стоит, распластав ноги по полу.